— Мэг шлет тебе наилучшие пожелания, — пробурчал Хэм, упомянув о своей беременной жене. — Раздувается, как пузырь. Я тоже. Скоро лопну, если не возьмусь за ум.
— Мне очень жаль, что так вышло, Хэм, — вздохнул Джастин, понимая, что тот скорбит о Тессе ничуть не меньше, чем он сам.
— Мне очень хочется, чтобы они нашли этого говнюка, вот и все! — взорвался Хэм несколько минут спустя. — А вздернув его, покидали в Темзу этих мерзавцев с Флит-стрит. Они того заслуживают. Мэг сейчас у ее чертовой матери, — добавил он.
Какое-то время они ехали молча, Хэм смотрел на выхлоп едущего впереди грузовика, Джастин — на незнакомую страну, интересы которой он представлял половину своей жизни. Бежевый «Форд» обогнал их, его заменил мотоциклист в черной коже. «В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто».
— Ты, между прочим, богат, — сообщил Хэм, когда поля уступили место окраинам. — Не то чтобы ты и раньше нуждался в деньгах, но теперь ты в них просто купаешься. Наследство ее отца, ее матери, семейный фонд, все твое. Плюс ты — единственное доверенное лицо, ведающее ее благотворительными программами. Она сказала, ты знаешь, что с ними надо делать.
— Сказала когда?
— За месяц до того, как потеряла ребенка. Хотела уладить все дела, на случай, если умрет в родах. А что мне оставалось, скажи на милость? — воскликнул Хэм, приняв молчание Джастина за упрек. — Она была моей клиенткой, Джастин. Я — ее адвокатом. Мне следовало отговорить ее? Позвонить тебе?
Не отрывая глаз от бокового зеркала, Джастин нашел успокаивающие слова.
— И Блюм — второй чертов душеприказчик, — голос Хэма звенел от негодования. — Скорее палач.
Юридическая фирма господ Хэммонда и Манцини располагалась в перегороженном металлическими воротами тупике, звался он Эли-Плейс, на двух верхних этажах одного из зданий. Их встретили забранные деревянными панелями стены с портретами умерших знаменитостей. Через два часа помещения фирмы наполнял бы негромкий гул голосов клерков, говорящих на двух языках, но в семь утра на Эли-Плейс царили тишина и покой. Лишь с десяток автомобилей стояли у тротуара да горела лампада в часовне Святой Этелдреды. Сгибаясь под тяжестью чемоданов, мужчины поднялись сначала на пятый этаж, где находился кабинет Хэма, потом на шестой, в его монастырскую квартиру-мансарду. В крошечной гостиной-столовой-кухне висела фотография куда более стройного Хэма, забивающего гол под рев трибун. В миниатюрной спальне, куда Джастин прошел, чтобы переодеться, фотография Хэма и его невесты Мэг, разрезающих трехъярусный свадебный торт под фанфары итальянских музыкантов в трико. А в совсем уж маленькой ванной, где Джастин принял душ, — написанная маслом картина с родовым домом Хэма в холоднющей Нортумбрии [38] на первом плане.
— Ветром с северного крыла снесло чертову крышу! — прокричал Хэм через кухонную стену, разбивая яйца и гремя сковородками. — С печными трубами, черепицей, флюгером, все подчистую. Мэг, к счастью, была у Розанн. Окажись она в огороде, ее бы раздавило.
Джастин включил горячую воду, отдернул руку, прямо-таки кипяток, добавил холодной воды.
— Только этого еще и не хватало.
— Она прислала мне эту экстраординарную маленькую книжицу на Рождество, — голос Хэма перекрыл шкварчание жарящегося бекона. — Не Мэг. Тесс. Она тебе показывала? Маленькую книжицу, которую прислала мне? На Рождество?
— Нет, Хэм. Насколько я помню, нет… — Не обнаружив шампуня, он воспользовался мылом.
— Какого-то индийского мистика. Рахми Какипуки. Ничего не напоминает? Фамилию я сейчас вспомню.
— Боюсь, что нет.
— Насчет того, что мы должны любить друг друга без преданности. Мне кажется, что все это чушь.
Ослепленный мылом, Джастин пробурчал что-то сочувственное.
— «Свобода, любовь и действие», так она называлась. Черт, чего она хотела от меня с этими свободой, любовью и действием? Я, в конце концов, женат. Вот-вот стану отцом. Плюс я — католик. Тесс тоже была католичкой, пока не открестилась от церкви. И напрасно.
— Думаю, она хотела бы, чтобы я поблагодарил тебя за все то, что ты для нее сделал, — сменил тему Джастин, стараясь, чтобы в голосе не слышалось заинтересованности.
С другой стороны стены что-то стукнуло, зашипело, запахло горелым.
— Ты насчет чего? — крикнул в ответ Хэм. — Вроде бы тебе не полагалось знать о том, что я для нее что-то делал. Согласно Тесс, все мои действия проходили под грифом «особой важности». «Джастину об этом знать не нужно». Фраза эта присутствовала в каждом письме, которое я получал по электронной почте.
Джастин нашел полотенце, начал вытирать волосы.
— Я не знал, что именно ты делаешь, Хэм, — объяснил он с подчеркнутой небрежностью. — Чего она от тебя хотела? Взорвать парламент? Отравить водопровод? — Молчание по другую сторону стены. Хэм слишком увлекся готовкой. Джастин потянулся за чистой рубашкой. — Только не говори мне, что она просила тебя раздавать листовки с требованием списания долгов странам «третьего мира».
— Чертовы регистрационные документы компаний, — услышал он. После очередного грохота сковородок. — Тебе два яйца или одно? Куры у нас свои.
— Одного хватит, благодарю. Какие документы?
— Они интересовали ее, как ничто другое. Стоило ей прийти к выводу, что я маюсь бездельем, и она отправляла мне очередное письмо насчет регистрационных документов. — Грохот сковородок. — Она жульничала, когда играла в теннис, знаешь ли. В Турине. Да, да. Нам противостояли очень серьезные противники. Так она врала, как могла. Попадание в линию, она — аут. Попадание на ярд в площадку, она — аут. «Я — итальянка, — сказала она мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158