— Я надеюсь, что вы… в очень скором времени будете весьма тяжело больны… Утром за полчаса до построения явитесь ко мне, пойдете в патрульный отряд. Rompez!Отойдя, Голубь удовлетворенно потер руки. Старый добрый злюка Латуре уж позаботится о том, чтобы он погиб «при исполнении…».Потом он пошел побродить между холмами: вдруг опять где-нибудь увидит привидение. Нравилась ему эта благородная дама-призрак. Голубь сел и вытащил губную гармошку, чтобы подманить ее. Увы, напрасно… Видно, напугал он покойницу…— Дивный вечер, приятель!… — раздался рядом с ним голос Троппауэра.Приземистая, мощная фигура поэта была серой от пыли с головы до ног. Раскинув руки, он воскликнул:— О, Сахара, царица пустынь, будь благословенна твоя пыль, которой ты приветствуешь великого поэта!…— Какие возвышенные слова, — одобрил Голубь. — Так держать… Не прочитаешь ли чего-нибудь новенького? Я уже который день не наслаждаюсь твоими рифмами.— Было несколько удачных строк… Но сейчас я должен проститься, Голубь, сейчас не могу читать… Пустыня зовет меня. Что-то сегодня бередит мне душу! Какой-то страх. Или мысль… Прощай!И он удалился вразвалку… Перебирать свои наполеоновские пряди и ломать голову над новыми рифмами. Его фигура быстро скрылась в темноте… Голубь же размышлял о том, как ему уладить свои отношения с убитым, чтобы избавиться наконец от угрызений совести. Наверное, он сделает так: просто все упакует и сдаст на склад, где хранятся солдатские вещи. Когда он умрет, сверток вскроют, а там будет адрес с запиской, чтобы деньги и все ценное передали наследникам Анри Гризона. Последний адрес мсье Гризона: авеню Мажента, дом 9. Теперь можно идти…Бах!Выстрел… Голубь вскочил и завертел головой…В лагере уже трубили тревогу.Он бросился к роте. Лейтенант выскакивает из палатки в сетке для волос, а внутри продолжает играть граммофон. Почему в легионе у каждого лейтенанта есть портативный граммофон? — проносится в голове у Голубя.— Откуда стреляли?… — спрашивает лейтенант.Никто не может ему ответить. Во все стороны отправляют поисковые бригады, Через десять минут они возвращаются.Святый Боже!Несут Троппауэра… Бедный поэт… Голубь едва может устоять в строю, ему хочется броситься к другу…— Докладывайте! — обращается к тому лейтенант. — Как было дело?Троппауэр привстал. Рана не серьезная, пуля попала в руку.— Откуда мне знать, кто стрелял и откуда, — сказал он. — Я гулял, погруженный в мечты, я все-таки поэт… Гюмер Троппауэр, если вам не знакомо мое имя, лирик…— Рядовой! — рявкнул лейтенант. — Доложить как полагается!— Пожалуйста, пожалуйста, — успокоил его Троппауэр, которому врач промывал рану. — Я гуляю, вдруг выстрел, один, пуля прошила руку, я падаю. Потому что, побеги я, стрелок пальнул бы из засады еще. А так он решил, что я убит.— Трубите еще раз построение, — бросил лейтенант унтер-офицеру.Загремела труба.— A terre! — скомандовал лейтенант.Все положили ружья. Лейтенант и унтер-офицер переходили от ружья к ружью, проверяя затворы и стволы. У того, кто ранил Троппауэра, не было времени почистить их после выстрела.— Вот оно! — крикнул наконец сержант.В руках у него было ружье Голубя.
2
— Рядовой!Голубь сделал шаг вперед.— Где вы были, когда раздался выстрел?— Гулял, но оружие было не со мной.— Вас кто-нибудь видел?— Рядовой Троппауэр. Мы с ним разговаривали за пять минут до выстрела.— Вы ссорились?— Что вы. Поэт — мой лучший друг.— За мной, марш!Лейтенант пошел к санитарной повозке, где Троппауэру как раз бинтовали руку. Голубя конвоировали два унтер-офицера.— Рядовой! В вас стреляли из ружья этого человека.Троппауэр в изумлении приподнялся.— Это исключено.— Что за тон?! — накинулся на него лейтенант. — Вы виделись с ним перед случившимся?— Да. Голубь просил, чтобы я прочел ему свои стихи, он любит мою поэзию, ведь я, если вы случайно не знаете, поэт, я…— Замолчите! Было у этого человека ружье, когда вы разговаривали?Троппауэр торжествующе воскликнул:— Ничего похожего! Он сидел у подножия холма, посреди Сахары, и не было у него другого оружия, кроме губной гармошки…Лейтенант пошел вымерять расстояние до холма, где сидел Голубь. Посчитал, сколько шагов до лагеря и обратно. Меньше чем в полчаса не уложиться, и то бегом. Значит, Голубь не виновен.— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил лейтенант Троппауэра.— Верно, какой-нибудь завистник. У художника всегда много завистников.Виновник не объявился. Голубь раздумывал, стоит ли рассказать о привидении. Все-таки это странно: сначала его преследует привидение, потом из его ружья кого-то ранят… Может, это дело рук грустного призрака?… Но Троппауэр-то чем провинился?Голубь остался возле Троппауэра и читал ему его стихи, которые раненый слушал с закрытыми глазами…— Извини, Голубь…Рядом возникла фигура графа. Его мелодичный, нежный голос был сама деликатность и предупредительность.— Милый Троппауэр, — обратился он к больному, — мне так малы твои ботинки. Я даже хромаю. Прошу тебя, давай поменяемся обратно.Поэт обменялся с графом башмаками. Удивленный Голубь поинтересовался, в чем дело.— Еще в Оране, в вечер перед выступлением, — объяснил Троппауэр, — граф попросил меня поменяться ботинками, потому что я все равно иду в город, стало быть, ботинки придется чистить, а он хотел бы лечь, но его обувь заляпана чем-то красным, и он вынужден будет с ней возиться. Ну, ты знаешь, каковы поэты? Я поменялся с ним, а наутро мы уже выступили… Значит, мои ботинки ему малы… Прочитай то место, где я сравниваю любовь со спелым яблоком, когда оно падает с дерева…Голубь стал читать, а поэт слушал, закрыв глаза и млея от наслаждения… Глава одиннадцатая 1
Следующий переход до оазиса Мурзук:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60