— Я не такой ученый, как те господа, что говорили до меня. Поэтому опущу всякую дребедень. Я был матросом, и все тут. Служил на китобое. Шабаш. Один раз так отколотил мачтой боцмана, что тот до сих пор трясется и заикается. Амба! Меня вычеркнули из бортового журнала. Что было делать? Поступил сюда клоуном. А сейчас пусть первый бросит в меня камень тот, кто не боится, что я ему тут же пасть порву!
Едкий табачный дым удушливо клубился в тесной палатке. Все смотрели на Рено. Тихий, миловидный офицер в замешательстве теребил большую медаль. Как оказалось позже, она давала право бесплатного повторного посещения цирка на Пикадилли…
— А вы, господин старший лейтенант, — повернулся к Рено мистер Вильке, — кем вы были на гражданке?
— Невестой, — ответил тот и густо покраснел. На маршале звякнули все ордена, а Польхон выронил трубку изо рта. Рено был женщиной.
— Я назвалась офицером только для того, чтобы иметь отдельную палатку.
— Но зачем вы это сделали? — удивился мистер Вильке.
— Я не могу сообщить подробности… — ответила девушка и разрыдалась. Был подходящий момент. О, сколько раз до этого ей хотелось поплакать, но было нельзя. Как плохо быть мужчиной! Ведь он никогда не должен плакать. Особенно офицер пехоты в Сахаре!
— Я поссорилась со своим женихом. Он взялся за опасное дело. Сейчас я понимаю, что жених был прав, но я все-таки женщина, и для меня его жизнь дороже чувства долга. Мне казалось, что, если я пригрожу разрывом, он откажется от своей затеи. Я вернула кольцо… Боже, какая я несчастная! Поэтому я пришла в легион. Мне удалось купить свидетельство… я тоже хотела страдать, как и он, я тоже умру в этой пустыне…
— Что же делать, — сказал мистер Вильке, — после всего, что мы услышали?
— Мне кажется, — подумав, сказал Феликс Дюрье, — барышне следует помириться со своим женихом.
— Здесь нужен не совет, — сказал Польхон, — а помощь со стороны.
Как ответ на его слова послышался далекий автомобильный гудок.
2
Герр Штрудль набросил на Динделя покрывало, пробормотал что-то на своем непонятном венском наречии, затем привязал торбу с овсом и зажег фонарики на коляске. Все это он проделал уверенно и неторопливо, и Сахара на несколько минут показалась стоянкой такси.
— Мы в беде, господин Штрудль, — подошел к извозчику сэр Йолланд.
— Это я вижу… Да… Не делай ставок — не заработаешь мигрень.
— Ваша правда. Вы мудрый человек. Я еще раньше это подметил. Поэтому и спрашиваю вас, как умного человека, каково ваше мнение?
— Тогда я скажу, раз герр граф оказывает мне такую честь. Это не первый случай в моей жизни. Барон Радель, когда ехал в Бург на скачки, всегда спрашивал моего мнения. Если выигрывал, давал пятьдесят крейцеров (это были тогда большие деньги!), хлопал меня по плечу и говорил: «О, вы умный человек, герр Штрудль!» — Извозчик вздохнул. — Да, где те золотые денечки… Мое мнение… хм… Это нетрудно. Тот господин с бородой, что едет впереди всех, напоминает мне о детстве. Маленьким мальчиком я любил смотреть, как по Випплентьерштрассе маршируют солдаты на учения в Ваграм. За ними всегда следовал оркестр и играл марш. Так вот, перед оркестром шел тамбурмажор с великолепной царской бородой и подымал палку с золотыми кистями. Наш маршал скорее тамбурмажор, чем настоящий солдат.
Герр Штрудль даже не подозревал, насколько его слова близки к истине.
— Да, но… что бы вы делали, дорогой… дорогой… господин Штрудль… м-м-м… на моем месте?
— Я бы не курил эти дорогие сигары в пустыне. Если они закончатся, купить еще вы здесь не сможете, а сразу бросить курить будет трудно.
— В ваших словах есть доля истины. Но я имел в виду другое. Что бы вы сделали сейчас, когда, узнали, что мы заблудились?
— То же, что и в Вене, если я не знаю какой-то улицы. Я спросил бы водителя, который хорошо знает район. Мне кажется, тот человек, что едет впереди нас, наверное, неплохо ориентируется в пустыне.
— Возможно. Но это негодяй: ему заплатили, чтобы он… работал против меня.
— Так предложите ему, герр граф, куш побольше, и он станет работать на вас. Завидя на стоянке хорошего конюха, я предлагаю ему на двадцать крейцеров больше, чем он получает сейчас, и парень переходит ко мне. Извозчики называют это «зацапать конюха». Тпру, Диндель, стой спокойно!.. Что за упрямая скотина!
Герр Штрудль быстро распутал поводья и пошел пешком рядом с коляской: Динделю, Бог его знает почему, захотелось немного погулять во время кормежки.
Граф с удивлением смотрел на извозчика. Хм… Умный малый этот Штрудль. В самом деле, гениальная мысль. И такая простая.
— А где сейчас может быть этот автомобилист?
— Он стоит там, — показал герр Штрудль кнутом, — не далеко отсюда. Машину трудно разглядеть: фары не горят. Вот бы ему попало, если бы мимо шел констебль! Диндель, тпру!.. Хей, стой, я тебе сказал! Вот тварь!
— Так этот русский стоит там?
— Да… Он всегда делает остановку на ночь тогда же, когда и мы. А рано утром, до зари, едет дальше. Вполне возможно, что этот человек замышляет что-то нехорошее.
— Вы бы не могли позвать его сюда?
— Warum denn nicht? Мне кажется, что парень только этого и ждет изо дня в день… Только вы, герр граф, посидите пока в коляске. Меня могут оштрафовать, если я оставлю ее без присмотра.
Толстый красный герр Штрудль гордой походкой отправился в пустыню. Кнут он взял с собой. «Его легче всего украсть», — так говаривал старый извозчик.
Не прошло и пяти минут, как вдали зажглись два луча и стали приближаться к лагерю. Автомобиль двигался медленно и осторожно, чтобы не наехать на валяющихся в беспорядке спящих солдат.
— Что ему надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59