Любоваться прелестями Бухары в это утро я не планировал. Город вообще-то совсем неплох – хотя здесь и нет улиц, мощенных каменными плитами, как в Самарканде; хотя лучшее во всем Бухарском оазисе место – вовсе не сама Бухара, а раскинувшаяся неподалеку, на северо-западе, в пустых Красных песках, Варахша, резиденция бухар-худатов. Правители хорошо украсили свой дом, о вырезанных по штукатурке медальонах с лианами, цветами и животными слагались стихи.
Но и сама Бухара всегда была уютным и каким-то расслабляющим городом. И настолько не похожим на другие, что хотя Бухара и входила издавна в Согд и бухар-худаты вроде бы подчинялись самаркандским ихшидам, но до конца в это никому не верилось.
Наше подворье, что естественно, помещалось близко к дороге, среди множества караван-сараев и складов. Цитадель отсюда не просматривалась; далековато было и до хаотичного, шумного, все еще лишенного зелени рабада – места, где кучей жили люди народа арабийя.
Завоеватели моей страны.
Но они были и здесь, вот прямо здесь, уютно устроившиеся на молитвенных ковриках, которыми славилась Бухара. И заняты были своим любимым делом – расслабленно и блаженно болтали, поминутно трогая друг друга за рукав.
Знают ли они, что наместник их халифа – нашего халифа, должен был бы сказать я вслух, – убит, убит после долгой и неудачной войны с очередным бунтовщиком; что они теперь отрезаны восставшим Мервом от халифского дворца в Дамаске; что впереди или новая война – как будто мало их было в этом раю за тридцать семь лет, – или что-то иное. Неизвестное. Новое государство? Новый Согд – но со столицей в Мерве? Или хаос множества маленьких государств – Самарканд, Бухара, Чач, Фергана, – ждущих нового властителя? Кем он будет? Как раньше, каган Великой Степи, или, может быть, неведомый пока владыка возродившегося Ирана?
В любом случае эти люди с лицами, будто высеченными из темного дерева, должны были быть сейчас встревожены. Но тревоги я не наблюдал. А наблюдал нечто иное – они лениво переговаривались не только между собой, но и с соседями-согдийцами, с теми, кто воевал против них все эти годы. О чем говорили? Не об урожае – копаться в земле люди народа арабийя так и не научились. Война тоже была бы не очень желательной темой. А вот о торговле – пожалуй. Хотя вряд ли о том, как они при первой же возможности прибирают к рукам наши торговые маршруты.
Они никуда не уйдут, в очередной раз подумал я. Потому что больше половины из них родилось уже на моей земле, да еще и многие – от женщин Согда. Они никогда и не видели желтых песков той страны, откуда пришли с войной их отцы. И они останутся здесь навсегда – не убивать же нам их всех до единого.
И я никогда не увижу мой Согд таким, каким знали его отец и дед.
Может быть, и само слово «Согд» исчезнет – когда вместо него каждый в моей стране предпочтет произносить это жуткое созвучие на языке народа арабийя, «Мавараннахр». «То, что за рекой». Забудется и согдийское «дахшт» – пустыня, и то, что шелк в моей стране называют роскошным, вкусным словом «пренак»…
Тут я отвлекся от этих грустных размышлений и даже отставил в сторону чашку с очень неплохим легким зеленоватым вином.
Подворье торгового дома Маниахов в Бухаре – мое подворье – выглядело не так, как следовало.
Больше я ничего определенного сказать не мог, не имея никакой выучки и никакого опыта в делах, которыми занимался брат.
Но что-то было не так, и я мучительно попытался вспомнить, что я, собственно, успел увидеть через эту широкую улицу за время, достаточное для того, чтобы один раз напроситься к хозяину винной лавки в то место, куда мужчины ходят отдельно от женщин. И даже оказаться там рядом с приветливым темнолицым и чернобородым завоевателем.
Что именно было не так? Ну, например, из ворот выехал человек – лица его я почти не помнил, но без малейшего сомнения это был кто-то из наших, – выехал верхом на муле. И поехал к центру города. И что? В руках его были какие-то тюки и свертки, значит, ехал он по обычным нашим делам. Тогда что привлекло мое внимание?
А вот этот, другой всадник, который дежурил зачем-то на улице, у ворот, лениво тронулся следом. Тронулся не скрываясь – наш человек даже обернулся, чтобы удостовериться, что провожатый здесь. А убедившись, молча последовал своей дорогой.
С каких это пор сопровождающие ждут наших торговцев не на самом подворье, а за воротами? То есть ничего странного здесь вроде бы и нет – вот только более нормальным было бы, если бы они выехали вместе.
Я попытался вспомнить, как выглядит тот, поехавший следом, – бухарец, но, похоже, уже из тех, кто привычно ходит в пустые храмы завоевателей. Может, даже сменивший уже свое настоящее имя – Махич или Виус – на какое-нибудь «Абдул» или «Рашид». Что не было редкостью. Совершенно обычный, в общем, на вид бухарец.
Но если это сопровождающий и одновременно охранник, то почему они с нашим человеком даже не кивнули друг другу, притом что оба явно увидели и узнали друг друга?
Решить эту загадку я не мог, и тут вспомнилась еще одна мелочь. В наше подворье за все это время зашло или заехало человек шесть-семь. И лица этих людей… лица как лица, и все же некоторые были не вполне похожи на тех, кто обычно посещает торговые подворья.
Люди, которым здесь не место. Ничего более внятного я сказать не мог. И даже обругал себя за то, что бесполезно убил уже полдня, не увидел и не понял ничего существенного, и все это – вместо того, чтобы сделать, наконец, что-нибудь разумное.
Под разумным я, кажется, подразумевал следующее: или расспросить виноторговца, как дела у его соседей напротив, или просто размашистым шагом войти туда – войти к себе, в конце-то концов…
И тут я постарался медленно вжаться в тень, несмотря на прохладный еще весенний день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16