Мы обсудили все это, до капли исчерпав гипотезы, порожденные чтением газет, которые могут дать лишь то, что дали, как ни читай между строк, как ни вычитывай, ни толкуй и ни выдумывай, и пришли к одному и тому же выводу. Последние события никак не характерны ДЛЯ всей предыдущей истории страны и заслуживают самого пристального внимания. А задумали все это, организовали, осуществили люди, ни в малой мере не связанные с прежним режимом. «Ну, о Фиделе Кастро ты слышал»,— сказал Гаспар моему мужу. «Только это имя мне что-то говорит,— сказал Энрике.— Остальных я совершенно не знаю».— «И я»,— сказала Мирта. (А я чуть не сказала: «Тебе о таких делах и знать незачем. Ты танцуй, танцуй, танцуй, и вся забота».) — «Да и пресса до сих пор их не знала»,— сказал Гаспар. Но самым поразительным было то, что эту очень смелую, хотя и провалившуюся попытку предприняли люди нового поколения, далекие от чаяний и забот, переживаемых нашей общественностью с начала века. Здесь не было генералов и адвокатов, «сильных личностей» и краснобаев, больше сорока лет заправлявших в стране политикой, не было и особого лексикона, рассчитанного на неграмотного избирателя,— того лексикона, согласно которому одного президента называли Акулой (не за прожорливость ли?), другого — Китайцем (за сухую, желтоватую кожу), третьего — Надсмотрщиком, словно на сахарной плантации (за суровость), нынешнего — Индейцем, что его вполне устраивало, ибо гипсовый или глиняный индеец красовался не в одном «святилище» рядом со статуэтками Чанго и Огуна, считавшихся олицетворениями грома и железа. В том, что произошло в Сантьяго,— к радости многих и крайнему испугу прочих — проявило и утвердило себя молодое стремление все обновить, начать сначала. «Мы уже задыхались,— сказала Мирта.— А это — как второе дыхание».— «Однако,— сказал мой муж,— его не хватило на победу».— «Удивительнее всего,— сказал Каликсто, — что люди эти из самых разных слоев. Да, там были студенты, но и служащие, и рабочие, больше того — женщины из буржуазных семейств». Меня удивило, что он знает обо всем этом. «Понимаете, мадам... Я ведь не только танцую. На Пласа-Вьеха, в кабачке, у стойки, узнаешь многое, чего в газетах не сыщешь. Мы называем это «радио Бемба» ». («А французы — арабским телефоном»,— подумала я.) Через несколько дней голосом своих газет заговорил Батиста: «Порядок полностью восстановлен по всей стране». «А здесь ничего и не было»,— сказал Энрике, скрывая под насмешкою горечь. (Годы спустя, у моря, столь непохожего на море моего детства — «La mer, la mer, toujour recommencee...» — и все же шумевшего тяжко и глухо, как то, другое, под чей глухой и тяжкий шум мне явилось когда-то дивное предание о Стеньке Разине; годы спустя я прочитала в книге, прославленной к тому времени, что же было в знаменательный день, чьи события казались мне совершенной неразберихой. В книге этой, вернувшей меня к началу всех начал, было написано: «Правительство заявило, что нападение было проведено так организованно и точно, что это свидетельствует об участии военных специалистов в разработке плана. Более абсурдного утверждения нельзя и придумать. План разработан группой юношей, из которых никто не имел военного опыта... Гораздо труднее было организовать и подготовить, подобрать людей и оружие в условиях террористического режима, который затрачивает миллионы песо на шпионаж, подкуп и доносы, но... юноши вместе со многими другими людьми осуществили эти задачи с невероятной серьезностью, осмотрительностью и верностью делу... Сосредоточение людей, которые прибыли в эту провинцию из самых отдаленных селений острова, было осуществлено с исключительной точностью и в обстановке абсолютной тайны. Верно также, что нападение было блестяще скоординировано... Наше движение не имело никакой связи с прошлым... Мы были новым поколением Кубы... молодыми людьми, которым не исполнилось и семи лет, когда Батиста начал совершать свои первые преступления в 1934 году...») Раз, два, три... Раз, и-и-и два, и-и-и три... Раз, два, три... Раз, и-и-и два, и-и-и-и три... раз, два, три. раз, и-и-и два, и-и-и три... Я снова )шла в работу, и увлеклась донельзя, тем паче, что в новой школе открылись новые таланты. В старой, у парка Ведадо, все шло по-прежнему, появлялись новые девицы и уходили, как пришли* а в «Детский садик Терпсихоры», как называла мою вторую школу Тереса, поступили люди, достойные всяческого внимания: два брата, очень молодых и небывало даровитых; Нила, молодая мулатка с поразительным темпераментом; еще несколько непослушных, упрямых мальчишек, которых я тщетно убеждала, что балет не только педиков», пока их не убедила музыка, пришедшаяся в лад их чувствам, особенно «Направление» Эдгара Вареза, написанное для ударных инструментов, новое и для меня самой, ибо его только что записали на пластинку. Через год, думала я, когда придут новые ученики, я отберу, кто получше, и с Миртой и Каликсто (которые делали огромные успехи) мы начнем потихоньку, не спеша ставить «Весну» — мою мечту и цель моей нынешней жизни,— тем более что, изучая партитуру в нью-йоркском издании 1947 года, я с удивлением обнаружила, что в выходе Старейшего прибавлена, быть может после, партия для кубинского гуиро и точно указано, как исполнять эту мелодию. Суеверная на свой лад, я люблю такие случайности, и эта показалась мне добрым знамением. Когда я рассказала Энрике о своей находке, он не без иронии привел цитату из недавно читанной книги: «Действительно только варвары способны были омолодить дряхлый мир гибнущей цивилизации».— «Кто это сказал?» — «Фридрих Энгельс, в «Происхождении семьи»1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169