«Выпей шотландского виски... Если снотворного не хочешь».— «Нет. Не хочу» (может быть, я боюсь, что, пока я сплю, она уйдет). Пью виски, торопливо глотаю, как микстуру, и у меня в голове немного проясняется. Теперь, только теперь, я понимаю, как велика беда. Филиберто, Серхио и Эрменехильдо, Каликсто прячется, а может, его уже поймали, убили, пытают, это еще хуже. Школу мою разорили, ее нет и не будет, некому танцевать, труппы уже не соберешь. Даже если Мирту не тронули, не избили — о худшем помыслить не могу,— она одна ничего не даст. Хотя я ее не вижу и не говорю с ней, я знаю, что с этих пор она делит со мной тягчайшее из несчастий — жизнь без цели. Годы работы пошли прахом, все рухнуло, все погибло в грохоте выстрелов и ударов. Дорога в мир, открывшаяся было перед нами, снова отрезана. У меня нет сил, мне поздно начинать сначала. А без меня Мирта сделает немного. Она побывала слишком близко от полного самовыражения, она уже видела дивный час, когда ты можешь сказать "Sum qui sum" *, и не с мирится с мещанским браком, со свадьбой под марш Мендельсона, с пеленками, со всем тем, что готовит для нее семья. Она дышала воздухом Священной Весны, была Избранницей, отмечена навек и не покорится никогда миру, где влачат дни; хотя в ее она еще может решиться на почти безнадежное, безумное, героическое бегство — все лучше, чем сдаться! (Зачем я удерживала ее, когда она рванулась к своему Каликсто? Ей и этого не осталось...) Сама я ощущала, как бремя, ненужную тяжесть тела. Я даже не могла покончить с собой, я боялась, что мне это не удача, и я не верила в небо, много лет оно пустовало для меня. В камере моей не было ни дверей, ни окон, я сидела взаперти на той гнусной планете. «Надо послать телеграмму в Париж,— сказала я,— чтобы Ольга расторгла договор.— И заплакала снова.— Хоть бы Энрике тут был!» — «Радуйся, что твой муж в Венесуэле,—сказала Тереса.— Вовремя догадался уехать».— «Он испугался. Он боялся, ничего не мог поделать».— «И прав был, ты не думай, дело не только в том, что у него прятался человек». Она рассказала о политических связях Энрике, поразив меня пики осведомленностью. Да. Оказывается, он ходил на тайные собрания, передавал документы, помогал деньгами, очень помогал, и даже — научился в Испании — объяснял, как пользоваться или другим оружием... Энрике вырос в моих глазах, когда я у шала, что бегство его вызвано далеко не только страхом перед мнимой опасностью; но мне было больно, что он скрывал от меня ира иду и доверялся двоюродной сестре. «Милочка моя,— тем временем Тереса,— да как тебе скажешь, если ты и дна 1ь не хотела о политике? Мы привыкли, что ты ее ненавидишь».— «А ты что в ней смыслишь?» — «Мне она тоже противна, но я всегда в курсе. Я читаю газеты — как можно не знать того, что тебе грозит?» — «Это тебе? Да ты миллионерша, живи — не хочу!» — «Вот именно. Мне и надо знать, откуда ветер дует, чтобы сберечь не миллионы — куда там! —но все же немалую сумму. Тут у нас будет черт-те что!» — «Начинаю в это верить».— «Знаешь, животные чуют землетрясение... лошади в шахтах знают, когда взорвется рудничный газ... Так и мы, богачи, предчувствуем, грозит ли что-нибудь нашим счетам в банке. Понимаешь, когда что случается, у нас уже немалые суммы за границей... А тут неспокойно, ты мне поверь. Мы по горло в дерьме, и представь, нашим буржуа это нравится. Не так уж давно Мачадо звали «Херардито». Теперь у нас Фульхенсио, они его обожают, «мужчина с большой буквы», «настоящий кубинец»... Носят кольца с аметистами, потому что «аметист» похоже на «Батиста». Надо полагать, совесть нации укрылась в Сьерра-Маэстре».— «Надежды на них мало».— «Ничего, они нагнали достаточно страху, чтобы наши богачи переводили деньги в Штаты. В краю циклонов народ предусмотрительный». Я отхлебнула побольше виски. И впрямь, от него я обмякла, утихла, немного успокоилась. Я отупела, словно меня избили, но страдала меньше. Конечно, когда я проснусь, будет хуже, да ладно, главное — приглушить чувства, иначе нельзя жить. «Что ты думаешь теперь делать?» — спросила Тереса. «А что мне делать? Поеду в Каракас».— «Хорошо. Только я бы подождала».— «Почему?»—«Потому что лучше не рыпаться. Если разведывательная служба числит тебя в подрывных, не лезь к ним. Ведь они проверяют, кто едет за границу, от них и зависит разрешение... А если снова что-нибудь случится, мы уже не сможем рассчитывать на тетю. Так что не спеши». Она пошла в другую комнату, взяла из шкафа купальный костюм, стала раздеваться: «Окунусь-ка... А то от всего этого совсем раскисла, не лучше тебя». Тело у нее оказалось ладное, темное, нервное, хотя заметно было, что грудь держится так хорошо благодаря мастерству хирурга. «В мои годы трудно быть киношной дивой,— сказала она, перехватив мой взгляд.— То ли дело вы, танцовщицы! Но мужчины не замечают, что и требовалось...» — «Не уходи!» — «Голубчик, куда я денусь из бассейна? Я не русалочка, которая предала своих, чтобы переспать с принцем».
Мне было легче от того, что она близко, и даже от того, что я слышу, как она плещется, но все же на меня накатили одиночество и отчаяние. Сдаваясь загодя, я думала с ужасом, как трудно будет влачить существование, бесплодное, словно сизифов труд.
Здесь ничего делать нельзя. В стране, которой правят никчемные мещане, бесчестные политики и глупые солдафоны, нет места ни творчеству, ни духу. Библиотеки превратились в лавки, никто не ходил туда читать; концерты симфонического оркестра, столь славного во времена Клейбера, понемногу становились пустым светским развлечением; на всем острове не было музея современного искусства; лучшие живописцы уезжали или старели среди непроданных полотен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169