«Вера никому не пишет,— говорит Мартинес де Ос.— Мехико—огромный город. Пока она осмотрится, устроится, затеет что-нибудь... Сам знаешь, она не может! жить без работы. Поистине разумна и деятельна, как Одиссей! Наверное, готовит нам какой-нибудь сюрприз».— «Черт, хотя был открытку с адресом можно послать!» — «Потерпи. Радуйся, что она там, и это немало. А захочет, сможет вернуться, в доме полный порядок. Никто не приходил, я плачу за квартиру, плачу Камиле». Он снова заговорил о том, что в Гаване дышать невозможно среди всех этих притонов, борделей, казино, сплошная порнография и бандитизм. Разложение чудовищное, но кто-то сопротивляется, борется, и активно—то бомбу взорвут, то где-нибудь саботаж. Полиция ничего поделать не может и с досады бьет вслепую, упорно, жестоко, каждое утро на тротуарах, на мостовых находят трупы, изрешеченные пулями, изувеченные, выброшенные из окон. Чаще всего это люди молодые. Если ты молод и вышел, когда стемнело,— значит, ты преступник, и тебе конец. «В Лас-Вегас хотя бы нет атмосферы страха». Рулетка дает деньги, легкие деньги легко и тратят, и заказов много, но настоящие, крупные заказы, это я и сам видел, зависят от диктатора и его друзей. Строят большие отели (конечно, тоже на выручку от рулетки), и один из них, на острове Пинос, откроют 31 декабря этого, 1958 года. Будет банкет с традиционным поросенком, Батиста принял приглашение, наверное — хочет показать, что «новый центр туризма», открываемый в веселую новогоднюю ночь, чин-чином, с ранней мессой среди игорных столов, интересует его гораздо больше, чем слухи, «ложные слухи», распространяемые врагами режима. Это меня не удивляло, удивляло другое: Мартинес ничего не знал о более важных делах, о которых здесь знали все, особенно—участники Движения 26 Июля, которых было немало в Каракасе. И газеты, и станция Сьерра-Маэстры, которая хорошо здесь слышна, сообщали, что революционная армия жива, что она одерживает победы и неуклонно расширяет свое оперативное пространство. Гость мой впервые узнал о существовании второго фронта, о том, что мятежники есть и в провинции Лас-Вильяс, более того — что они выиграли не один бой. «Подождем,— сказал Мартинес де Ос.— Подождем». Это я и делал, но еще я надеялся и верил. Впрочем, надо признаться, что ждал я, хотя и не заботился об этом, в более чем комфортабельных условиях. Одна строительная фирма пригласила меня, и, подустав от безделья, я с удовольствием вернулся в атмосферу зодчества. Благодаря работе я лучше узнал здешнюю жизнь и с восхищением убеждался, что многие миллионеры гордятся, если сын их учится всяким премудростям в университете, более того — на факультете философии и филологии, тогда как у нас этого быть не может, поскольку для высшего света филология и философия значат «пустую трату времени». Богатые почитали здесь писателей, художников, музыкантов, у них бывали Сэнди Калдер, Франсис Пуленк, Вильфредо Лам, Эктор Вилья-Лобос, Жак Тибо, прославленный Будапештский квартет, оставившие в память о себе портреты и автографы. естественно, что из таких домов выходили деловые люди, которые были к тому же историками, писателями, поэтами, учеными, кинорежиссерами, фотографами высшего класса и между русской икрой и русской водкой, банкетом и приемом, делами и прибылями могли писать книги, изучать фольклор, а если у них не было тяги к умственным занятиям, хотя бы опекать iex, у кого она была. Что же до чувств и плоти, я познакомился с чрезвычайно милой и никак не строгой особой, раскосостью своей похожей на индианку Звали ее Ирена, занималась она математикой, вычислительными машинами, а по фигуре ее можно было изучать золотое сечение Пифагора, что мне очень нравилось Кроме того, она собирала японские головоломки, увлекалась розенкрейцерами, читала запоем Германа Гессе и, подыгрывая себе на куатро, неплохо пела «Душу равнины» (это хорошо, ишец равнинных жителей), «Монику Перес» и романс «Нарисуй мне черных ангелочков», хотя, когда мы предавались любви, сдавила симфонию Брамса, чтобы проверить, поспеем ли мы к (керцо или к финалу, что нередко и случалось, и мы тогда гордились собой. Влюбленности мы не испытывали, ни я, ни она, по нам было весело вместе и хорошо, без ревности и без упреков. Уик-энд мы уезжали в одну немецкую гостиницу, к морю, и плескались в соленой воде до изнеможения. Ирена убеждала меня, что Сервантес, Россини и Дарвин были розенкрейцерами, а я не спорил, какое мне дело Пыталась она мне объяснить, прямо и л пляже, и квантовую теорию, но Планк остался в тумане,— пока она говорила, я глядел на облака, кусавшиеся, словно р.пьяренные гидры. У подруги моей была душа Фауста, ее тянуло к тайнам, однако она очень любила земные радости, а чувствительной оказалась такой, что рыдала навзрыд, когда смотрела мексиканскую картину с Сарой Гарсия «Что может вынести женщина?» — не в кино, конечно, мы часто смотрели телевизор, \ежа в постели.
Много дней подряд я гонял джип по иссохшей гористой местности, где очень трудно строить (один вкладчик компании, надеясь продать эти недорогие земли, наперекор моим советам желал создать тут нежилую пригородную зону с парком и искусственным озером), когда услышал сообщение о битве при Санта-Кларе. Было это 30 декабря. Весь следующий день я просидел дома, не отходя от приемника, ловил передачи революционной армии, но в конце концов все же лег. Из соседних домов доносился веселый праздничный гомон. «Мои соотечественники гибнут, а Батиста открывает новую рулетку на острове Пинос»,—думал я, засыпая... Через несколько часов над городом занялся рассвет. Было тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169