я растираю в пальцах листочки дрока, и они рассказывают о моем детстве: здесь, только здесь я впервые ощущаю себя частью целого, того целого, которое ищу уже много где. Долго пришлось мне бродить по свету, много повидал я бед и опасностей и вот нашел, наконец, правду, простую, общую и частную, мою и всех людей, нашел себя у подножия одинокой с ей бы, она была до моего рождения и будет всегда здесь, на сухой пустынной земле у скрещения четырех дорог у каменоломен Камоа, с левой стороны, если идти по древней дороге к Гуинесу, стоит она — Древо Душевной Необходимости. Tellus Mater, она заговорила со мной именно здесь, не па дороге в Сантьяго, не на дороге в Рим, не на дороге в лютецию, только здесь, возле дремлющих вод, где в мрачные крики павлинов да громкое кваканье гигантских лягушек, что расселись на широких листах водяных растений и репетируют свои ночные хоралы. Вот оно Древо—Центр Мироздания, оно стоит по левую сторону у дороги к Гуинесу, м торит со мною, кора отстает от ствола, раскрывается словно я, кажется, начинаю понимать, зачем существую. «Что ты им видишь?» — спрашивает Вера, а я стою, сложив на груди руки, я не могу оторвать глаз от громадных корней, они сплелись, толстые, словно жилы, лежат сетью на красной земле.
Ничего. Дерево»,— отвечаю я. «Дерево, на которое невозможно»,— говорит она. «Ты права. На это дерево невозможно взобраться. Ствол усажен колючками».— «И оно не дает кии...» Вера вспоминает, наверное, далекие леса, где еще днем сгущаются под елями ночные тени, а здесь в ветвях дерева, мимо которого шли, может быть, воины в шлемах и со щитами, и лепится закат, то полыхает огненными языками, то заволакивается черной тьмой, и дремлют внизу быки, освобожденные от ярма, кричат в камышах дикие утки, лают собаки, чуют, как Ночь сходит на землю... И туман, и дым из труб крестьянских домов, как в сказке, и запах очага...
Бежали дни в поисках корней, о которых я много лет вовсе не помнил; я все откладывал визит к графине, а между тем избежать его было невозможно, кроме всего прочего, еще и потому, что дело касалось моего материального положения. «Завтра»,— говорил я себе. И так — каждый день. Но однажды я проснулся значительно позже, чем обычно, потому что накануне мы с Верой были на Плайя Марианао, слушали оркестр «Чори» — Вера любила все новое. Раздался телефонный звонок и властный голос тетушки (тут уж мне некуда было деться). «Привет, большевик,— сказала сеньора шутливым тоном, который меня несколько удивил.— Ты чего ждешь? Почему носа не кажешь? Ты, кажется, уже довольно давно здесь. Какая муха тебя укусила?» И не давая мне хоть что-нибудь объяснить: «Одевайся и приходи... Сегодня— великий день». Почему сегодняшний день, 23 августа, «великий», я не понял (как будто никто из родственников не родился в этот день, да и вообще в августе, кажется, никаких особых событий в нашей семье не было), однако отправился на Семнадцатую улицу. Великолепный особняк сверкал в солнечных лучах всеми своими мраморными, чисто-начисто протертыми вазами, дельфинами и ангелами. Я обнял Венансио (он был искренне растроган) и поднялся в комнату тетушки; она ожидала меня, сидя в высоком кресле, закутанная в шелк и кружева — это называлось «неглиже», в таком виде тетушка походила несколько на Сару Бернар в роли Федры, какой она запечатлена на фотографиях начала века. «Привет! — сказала она, неохотно подставляя щеку для обязательного родственного поцелуя, к которому сама же меня и приучила.— Дай на тебя поглядеть,— и слегка оттолкнула меня.— Сядь... Нет, только не в это кресло. Его надо беречь. Это кресло работы Эбена, чернодеревщика Людовика Пятнадцатого...» И тут произошло нечто неожиданное: тетушка начала смеяться. Она смеялась все громче и громче, задыхалась, захлебывалась, всхлипывала, лицо ее исказилось, тетушка словно обезумела. Я догадался, что непонятный этот неестественный смех неспроста, тут какая-то ловушка, вдобавок из-за высокой резной спинки ее кресла выглянули, Леонарда и Кристина, они тоже хихикали. «Какого «it'pia вы смеетесь?» — вскричал я в конце концов. И сразу напала тишина. Все три глядели на меня с вытянутыми лицами. Гаазеты читал?» — спросила тетушка. «Нет».— «Ну так погляди». И царственным жестом протянула мне номер «Диарио де ла Марина». Я увидел крупный заголовок: «Германо-советский пакт». «Да, да. Хмурься сколько тебе угодно, а оно так. Вчера ключ или». А я все читал, всматривался в каждое слово .... откуда эти сведения, может, источникам доверять нельзя? Графиня между тем принялась пророчествовать, ведь так приятно предсказывать будущее: «Это означает — конец коммунизму. Как вы теперь станете говорить, будто боретесь за свободу и справедливость? Русских силой втянули в союз, пойти на этот шаг, теперь немцы их проглотят, сожрут. Немцы — самые культурные люди на свете. Они принесут в Россию свои изделия, свою промышленность, свой ». Россия же после двадцати с лишним лет большевиков не в состоянии произвести ни одного предмета, «одного для экспорта. Да ты посмотри сам... Кроме деревянных матрешек, которые вставляются одна в другую, да икры, которая, кажется, не из России... видел ты где-нибудь, чтоб продавался русский автомобиль, русский холодильник, русская мебель? А как одеваются русские женщины, кажется, будто они... Да что там! И говорить нечего... А мужчины в каких костюмах? Рассказать невозможно!..» Я не стал дожидаться конца монолога, пошел бродить по дому. Все было на прежних местах: индийские гардины, портреты Мадрасо, картины Сулоаги и братьев Субьор. Я вошел в кухню: шеф-повар — француз в белом колпаке, сидя на грубом табурете, читал газету, под рукой стояла бутылка бордо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169