Они курили доставленный нами «Беломор» и молчали. Я неплохо знал историю их племени и сейчас, кажется, понимал, почему в полярных владениях царской России именно этот северный народ оказался единственным, который не платил дани.
Рулевские люди – Мышь и Толя Шпиц – тоже молчали, бесхитростные мужики из тех, которые кормятся в геологических партиях, в зверобойных морских поселках, вообще около любого сезонного дела. Видно было, что они наспех переоделись, заслышав мотор вездехода. На ногах остались торбаса и меховые штаны, но кухлянки они сняли, надели мосшвеевские синтетические курточки, которые есть в чемодане у каждого бродячего работяги.
Старший пастух с выбритой по обычаю макушкой отчужденно сказал:
– Пиши акт, директор. Завтра оленей считаем, уезжаем обратно. Девятьсот девяносто пять олешек.
– Закуплена тысяча, – быстро сказал Рулев.
– Пять потеряли дорогой. На такой дороге пять – очень немного. Я и сдаю – девятьсот девяносто пять, – пастух сунул руку в кармашек на рубашке и вынул сложенную бумажку. Непослушными корявыми пальцами он развернул ее и протянул Рулеву. На мятой бумажке неровным прыгающим карандашом было написано: «995». Карандаш был химический, видно, его слюнявили, чтобы цифра писалась ясно, но карандаш писал плохо. Я сообразил, что слюна застывала на морозе.
– Приобщи, – сказал Рулев.
Это относилось ко мне. Я раздернул «молнию» на английской кожаной папке и «приобщил».
Видимо, принятие акта смягчило пастуха. Он посмотрел на Рулева, улыбнулся и сказал:
– Жены с лета не видел, детей с лета не видел. Ух, быстро будем ехать обратно. Завтра строим загон, считаем, быстро считаем, цифра правильная. А еще лучше не считай – смотри оленя. Все здоровые, за дорогу не похудели. Хорошо гнали. Весной важенки будут рожать – стадо удвоишь. Смотри оленей – сам все увидишь.
– Я в них ни бельмеса не понимаю, сказал Рулев. – Мне что олень, что лошадь, что зверь жираф.
Пастухи, как один, уставились на Рулева. Затем заговорили по-своему. Потом снова стали смотреть на Рулева.
– Наше дело маленькое, – старательно выговаривая русскую поговорку, сказал старший. – Пригнали. Пиши акт. Будем ехать домой.
– Вы молодцы, – сказал Рулев. – Хорошо пригнали. Я вам верю. – Пастухи быстро перекинулись словами. – А почему я должен вам не верить? Вы специалисты, не я. И оленей можем не считать. Вот только покажете как специалисты: это хороший олень, это плохой. И почему.
Пастухи опять перекинулись словами. Я услышал слово «специалист». В колхозах и совхозах слово это было хорошо известно. Теперь они все улыбались.
– Мы честные люди. Специалисты, – улыбаясь, сказал старший. – Хорошо делаешь, если веришь. Спирту не привез немного?
– Почему не привез? Привез, – спокойно сказал Рулев. – Я же понимаю: гонят стадо хорошие люди. Давно гонят, устали. Надо им отдохнуть.
– Тогда выпьем, – сказал старший. – Завтра оленей тебе хорошо покажем, а сегодня выпьем?
– Выпьем, – сказал Рулев. – Только чуть после. Сегодня. Вот мясо сварится, о деле поговорим.
Два пастуха засмеялись.
– Они говорят, ты плохой торговец. Торговец, как старики говорили, вначале спиртом поил, потом делом занимался.
– А я не торговец, – сказал Рулев. – Я в торговле, как и в оленях, – ни шиша. Вот такие дела.
– Тогда почему директор? – спросил старший.
– Сказали «надо, Вася». Я и стал. Вон их жалко, – Рулев кивнул на молча сидевших работяг в мосшвеевских курточках.
Те напряженно слушали разговор. Было видно, что они пытаются разгадать игру Рулева. И уж, наверное, в длинном перегоне и Мышь и Шпиц сговорились не оставаться с оленьим стадом вдвоем.
– Они хорошие, – щедро сказал старший. – Лени нет. В палатке не прячутся. Что скажешь – делают.
– Вот, вот, – сказал Рулев. – Поэтому и жалко. У меня все хорошие.
– Давай выпьем, – сказал старший.
– Ребята! – Рулев обратился к рабочим. – Вы пойдите и смените тех двух пастухов. Мне нужны все. Поняли вы?
Мышь и Шпиц молча скинули мосшвеевские курточки, натянули кухлянки. И сразу изменились – стали тонконогими и плечистыми. У входа они потоптались.
– Ребята, – сказал Рулев,» – вы к стаду идете. Спирта я вам все равно не дам. Никто ваше не выпьет. Обещаю.
Пастухи пришли быстро. Было слышно, как они выколачивают снег из кухлянок и торбасов. Потом они вошли. От них еще исходил мороз, и был запах движения, когда человек входит в жилье после физической работы на воздухе.
Теперь все пятеро смотрели на Рулева.
Он грустно усмехнулся и поочередно тщательно погладил залысины.
– Такое дело, ребята. Отпускать мне вас никак нельзя. Нету у меня пастухов. Даже плохих нету. Но скоро будут.
Пятеро быстро заговорили.
– Мы свое сделали. Надо ехать, – объявил старший.
– Я понимаю. Вот какой выход. Каждого из вас я назначу пастухом-инструктором. Старшим специалистом. Каждому дам людей. Вы будете им объяснять.
– Нельзя, – сказал старший. – Надо ехать.
– Так ведь и стадо бросить нельзя. Вот ты пастух. Я нет. Но я знаю, чем все кончится. Волки стадо разгонят. Болезни начнутся. К весне оленей не будет. Так?
Пастухи молчали.
– А почему оленей не будет? Потому что нету специалистов. Вот он, – Рулев кивнул на меня, – может говорить на всех языках. В Африку его пошли, он сразу заговорит. С тобой поживет… неделю. Будет говорить на твоем языке. Такой человек. Но разве он оленя сможет пасти?
Старший искоса посмотрел на меня, пожал плечами.
Я смотрел на пастухов. У всех пятерых на верхней губе и на лбу выступили капельки пота. Они смотрели на старшего, который, видимо, действительно был старшим. Тот достал из кармашка папиросы и закурил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9