Солидная такая котомка с заботой! Сегодня мы уходим в трехдневку в сторону от Эргувеема. Вместе с керосином, примусами и прочей рухлядью наши мешки весьма весомы. Грустно, черт возьми, идти и думать, что от этого к тридцати годам вздуваются на ногах синие жилы и спина сутулится, как у боксера-тяжеловеса.
Придут годы, когда мы тоже будем мечтать о вездеходах и индивидуальных чудо-вертолетах. Шаг на кочку, два шага между кочками. Похлюпывает тундра. Хорошо бы, хорошо бы разогнуться, глотнуть побольше всяких там озонов. Шагай, шагай себе, дружище. Твой озон от тебя не уйдет. Много на свете озона.
Самолюбиво шагает Виктор. Он впереди, пот заливает очки. Но он шагает, идет и идет впереди. Неспешно переставляет ноги Мишка. Рюкзак у него индивидуальный, полуторных размеров. Эх, в кино бы надо снимать таких парней! Показывать для примера тем, кто любит кушеточные приключения, кто орет под водку песни Киплинга, кто играет "под Джека" на домашнем диване.
- Ха-хх, ха-хх, - дышит сзади Валька.
Тощий, кривоногий, сердитый Валька. Я оглядываюсь, Валька ловит взгляд, выжимает улыбку, чуть отстает. Теперь не слышно его дыхания.
Лжедимитрий. Этот, пожалуй, под пару Мишке. Только рюкзак у него нормальных размеров. Скучновато идет он сзади всех, лениво помахивает ведром с посудой.
Лешка чуть сбоку от меня. Комплекс его мыслей я знаю наизусть. Сесть бы на кочку, сдернуть бы с плеч лямки-вампиры. Но он скорее умрет, чем отстанет. Так уж положено по книгам.
Мы делаем привал. Лжедимитрий садится там, где застал его сигнал Виктора. Курит. Молчит Валька. Лешка начинает посвистывать.
- Если кому тяжело, я могу забрать кое-что, - предлагает он.
- Ладно, - говорит Мишка. - Договорились.
Все разыгрывается, как в фильме "про путешествия". Все же под конец Лешкин рюкзак мы несли по очереди. Есть такая степень усталости, когда человек не среагирует даже на плевок в лицо.
Ужин. Наши ноги и спины сделаны из дерева. В голове серая каша усталости. Мы прямо-таки с животным наслаждением гоняем чаи. В стороне маячит одинокая фигура. Это Лешка. Переживает позор. Но возвращается к пятому чайнику. У него лицо добродетели, попавшей в стаю отпетых разбойников.
- Ты бы, Леша, лучше в пираты шел, - безжалостно ехидничает Мишка. - Там только плавать, а ходить не надо.
- Опять же ром дают, - участливо вздыхает Виктор.
Мы с каждым днем все дальше уходим на север. Собирать факты - утомительное занятие. Вечерами мы просматриваем в лупу отмытые шлихи, намечаем на карте места будущих проб "по закону", "по смыслу", "по интуиции". Красные праздничные зернышки киновари, блестки сульфидов, бурые зернышки касситерита мелькают под лупой.
Но нас сейчас не интересует киноварь. Она сбегает к реке из крохотных, совсем не промышленных месторождений, как доказали люди, работавшие до нас. Промышленная киноварь лежит на северо-запад, далеко за нашим районом.
Немного больше нас интересует касситерит, оловянный камень. С замиранием сердца ждем мы только голубоватые полупрозрачные зернышки дертила, длинные палочки кармалина, особенно если это будет редкий розовый кармалин.
Минералы дружат, как люди. Дертил и розовый кармалин - лучшие друзья миридолита. Слюды, содержащей мидий.
Фиолетовые крапинки времени
Было время, о котором с завистью читают и будут читать поколения романтиков. Взбудораженные двадцатые годы. Время отчаянно широких возможностей. Желаешь - бери маузер, иди в чекисты, желаешь - восстанавливай Черноморский флот, желаешь - иди строить Шатуру или вышибать хлеб у кулаков. Даже можно было, не боясь насмешек, рвануть за границу, посмотреть, как чистильщики ботинок становятся миллионерами. Даже в такое верили в те романтические времена.
Коля Лапин не сделал ни первого, ни второго, ни пятого. Коля Лапин учился на третьем курсе горного института. Основное занятие до революции - учащийся, социальное происхождение - сын служащих. В то время еще были "белые пятна". Самые настоящие "белые пятна" с еле намеченными пунктирами рек и горных хребтов. Это тоже был шанс для славы, место в истории и место под солнцем. Пряный запах возможностей кружил Коле Лапину голову. Он учился на третьем курсе. В прославленных, еще Петром I основанных стенах шумели нервные парни в буденовках. В общежитии день и ночь зубрили тугодумные рабфаковцы. Коля Лапин учился легко - как-никак гимназия. На третьем курсе ослепительный вихрь перспектив увел его из института. По договоренности с одним обаятельным джентльменом из Владивостока Коля Лапин уехал на Чукотку. Искать золотишко. Золото искали все: американцы, норвежцы, просто не имеющие ясной биографии люди. С Чукотки он не вернулся, исчез человек в переливчатых миражах пустыни Счастливого Шанса. Может, махнул через пролив в Америку курить по-миллионерски сигары и искать свою фамилию в справочнике "Кто есть кто".
Вероятно, не стоило бы вспоминать о несбывшемся горном инженере Николае Лапине, если бы после него не осталось письмо. Писал человек с Чукотки знакомому по курсу, звал к себе в помощники. Письмо было цветистое: с экзотикой, с ницшеанской жилкой, с длинными описаниями природы. Где-то между стишками Надсона и просьбой передать привет Б. К. чувствительно писалось о розовых, как груди юных чукчанок, комках миридолита. Пустышный, но поэтический минерал, достойный, чтобы его упомянул золотоискатель. Письмо сохранилось и вспомнилось лет через двадцать с лишком. Может быть, наш шеф вспомнил о нем на заседании коллегии министерства, когда ставился вопрос о мидии. Вспомнил и полез искать в старых ящиках, где лежали всякие бумажки и желтые фотографии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15