Возможно, она не принесла ему мировой известности Итона — еще один повод для гнева феминисток! — причина заключалась именно в том, что выпускницы Челтенхейма впоследствии, как правило, растворялись в тени своих мужей — выпускников Итона.
Времена, конечно, стремительно менялись.
Но слава Челтенхейма жила.
О нем хорошо знали в семьях, принадлежащих к национальным элитам по обе стороны Атлантики, на арабском Востоке, в государствах Индокитая. И непременно вспоминали в тот благословенный час, когда в семье рождалась девочка. Записывать будущих воспитанниц в Школу было принято заблаговременно.
Сразу же после их появления на свет.
Густой зеленый плющ невозмутимо вился, карабкаясь по толстым стенам старинного здания. Влажные островки плесени выступали на штукатурке, упрямо, как и триста лет назад, пытаясь отвоевать у людей пространство стены.
В день, когда Розмари впервые ступила на крыльцо Школы, плющ был моложе на три года. Впрочем, это было сущим пустяком относительно почтенного возраста крыльца, равно как и тех лет, что насчитывали его ступени и брусчатка мостовой.
Им время было нипочем.
А вот Розмари за три года сильно изменилась. Перемены — увы! — были не в лучшую сторону. Хорошенькая толстушка Роз, веселое, подвижное, как ртуть, создание с симпатичными ямочками на румяных щеках, превратилась в тучное существо с бледной кожей, сплошь покрытой рыжими веснушками. Рыжими были и волосы. Тонкие, вечно жирные — сколько литров шампуня ни выливала Роз на свою многострадальную голову. Страшное превращение происходило постепенно, но, похоже, было необратимым.
В конце концов однокашницы вынесли свой вердикт. Он был беспощаден.
Розмари Коуэн — гадкая, бесформенная толстуха.
И Розмари, похоже, смирилась.
Справедливости ради следует заметить, что сопротивлялась она не слишком долго. И не проявляла должного упорства. Тренажерные залы ввергали ее в ужас. А если героическим усилием воли она все же заставляла себя взгромоздиться на один из пыточных станков, третья минута занятий оборачивалась бешеным сердцебиением, головокружением и тошнотой. На пятой — перед глазами у Розмари сгущалась тьма, а боль в районе солнечного сплетения становилась невыносимой.
Бег был источником тех же страданий. Кроме того, тупо перебирать ногами, задыхаясь и обливаясь потом, было скучно.
Плавать Розмари не умела.
Иногда она пыталась голодать или хотя бы частично ограничивать себя в еде, но решимости хватало только до вечера. В конце концов, еда была одной из немногих радостей, доступных Розмари в этом мире. Так стоило ли лишать себя той малости, что посылала судьба? Нет, не стоило!
Решение напрашивалось само собой.
И тут же — словно чертик из табакерки! — прямо в руки выпрыгивал соблазнительный пакетик чипсов.
Остановить Розмари было некому.
Прославленной Образовательной Системе дела не было до того, сколько фунтов весит семнадцатилетняя молодая леди, отданная на ее попечение.
Порой Розмари казалось, что Школа, знаменитая, несравненная «Ladies college», все свои многовековые традиции ухлопала исключительно на то, чтобы плющ неизменно вился, укутывая древние стены, и зеленая плесень — упаси Боже! — не сползла с них, обнажив уродливые кирпичные заплаты.
А еще силы ушли на то, чтобы юбки были непременно мешковаты и сидели так, словно их специально выбирали на блошином рынке.
И чтобы главная воспитательница, как и в глубокой древности, торжественно запирала подъезд ровно в десять вечера. Одним и тем же ключом на протяжении всех трехсот лет.
Быть может, в том и заключались знаменитые британские традиции, за приобщение к которым иностранцы щедро платили звонкой монетой?
Этого Розмари не понимала.
Впрочем, большинство ее однокашниц на эту тему даже не задумывались. Девочки, принадлежащие к мировой элите, каждая — на свой лад и манер — осваивались в жизни.
Кто-то — в библиотеках и учебных классах.
Кто-то — в «Red Cube», «Denim» и «Brown's» .
Кто-то — в лабиринтах Сохо.
Мысль о том, чтобы приобщить к своим занятиям толстую Розмари, показалась бы им дикой.
Верная Тиша была, конечно, исключением. Но Тише приобщить подругу было решительно не к чему.
Она старательно училась днем, прилежно читала английскую литературу вечерами и, в принципе, просто пережидала те несколько лет, что были отведены для получения образования. Дальнейшая жизнь Тиши была расписана давно и строго.
Дома ее ждал принц.
Настоящий принц крови и наследник престола небольшой азиатской монархии, очень богатой и вполне просвещенной. В скором времени Тише предстояло стать тамошней королевой. Но и тогда она вряд ли смогла бы устроить личную жизнь школьной подруги.
Государство, конечно, было светским, но все же исламским, и потому смешанные браки не поощряло.
Да и Розмари не хотела устраивать свою жизнь в азиатской монархии.
Но это вовсе не означало, что она совсем не желала устроить свою личную жизнь. Или уж по крайней мере не мечтала об этом. Разумеется, мечтала. И еще как!
Поначалу мечты Розмари были абстрактны. В них девочка представляла себе некое отдаленное будущее.
Оно наступит.
И тогда, в полном соответствии с главным сказочным правилом, она превратится из гадкого утенка — а вернее, толстой, неуклюжей утки — в настоящую принцессу. Принц непременно объявится позже. В отличие от настоящего, азиатского принца, маслянистые глаза которого смотрели на Розмари со стен Тишиной комнаты, но совершенно не впечатляли, ее принц был абстрактным. Внешность его менялась в зависимости оттого, какой фильм посмотрела Розмари накануне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77