— Не замужем, бездетна, — Кияшко было уже не остановить, — в порочащих связях не замечена, в непорочных, как ни странно, тоже.
Диана почувствовала, что краснеет. Эти двое пикировались, совершенно не обращая внимания на ее присутствие.
— И, все-таки, чуточку об интимном, — не удержавшись, с издевкой продолжала Кияшко. — У многих комсомольцев возникает вполне законный вопрос. Как лидер столь многочисленной организации до сих пор не создал основной ячейки советского общества? И не является ли его отказ от создания подобной ячейки…
Глаза у Дианы в прямом смысле полезли на лоб.
— Что она плетет? Какая ячейка?
— Оля! — выдохнула она.
— … признаком внутренней распущенности лидера, его буржуазных склонностей? Или, может быть, интересы лидера лежат в совсем чуждой каждому советскому человеку области?
С каждым Олиным словом брови Кости ползли вверх, а уголки рта — в разные стороны. А Диана чувствовала, что погасни сейчас в зале свет, то ее щеки и уши засветятся в темноте ярче, чем аварийные лампы.
— Я, пожалуй, пойду — несмело сказала она.
( — Совсем с ума сошла, Кияшко? Сводня сумасшедшая!)
— Вы уж тут без меня…
Но вырваться от Оли, когда она занялась любимой работой, было делом безнадежным, как в прямом, так и в переносном смысле. Диана попробовала освободить руку её хватки, как можно более незаметно для окружающих, но из этого ничего не вышло — Кияшко держала ее, как оголодавший бультерьер пойманного кота.
— Надо понимать, — сказал Костя, оглядывая обеих подруг достаточно бесцеремонно, — что комсомолка Никитская предназначена коллективом в боевые подруги лидеру? Отлично! Благодарю за службу.
Он ловко перехватил Дианину руку.
— Нам нужно поближе познакомиться. — Он посмотрел Диане в глаза, и ей понравилось то дружелюбие, которое в них на мгновение мелькнуло. Но, предназначенный для Кияшко спектакль, Краснов продолжил, практически без паузы. — Мы просто не можем пренебрегать мнением коллектива.
Он посмотрел на Ольгу, а потом и на Диану, как князь Игорь на плененных половчанок.
— Комсомолка Кияшко, вы свободны. — сказал он официально. — От имени ячейки, выражаю вам благодарность.
— От имени какой ячейки? — ехидно спросила окончательно обнаглевшая подруга.
— Будущей, — бросил он через плечо, отводя Диану в сторону. — Основной. О которой ты так печешься. Благодарность в приказе хочешь?
Кияшко, фыркнув, гордо удалилась, покачивая крутыми бедрами по увеличенной амплитуде. Пронять ее было невозможно, а вот у Дианы было ощущение, что впросак, в результате, попала она.
— Удрать, — это было первое, что пришло в голову, — немедленно. Ну, Оля, я тебе брови выщипаю!
— Прошу прощения, — сказал Костя, явно уловив ее настроение. — Я подумал, что если этот разговор не закончить, то вам будет не очень уютно.
— Мягко говоря, — сказала Диана, не зная, как себя вести дальше. Бежать прямо сейчас? Но он то, вроде бы, не при чем?
— Где вы сидите? На юбилеях факультета просто невозможно найти место. Я свое потерял.
— Пятый столик.
Им повезло. Пятый столик в полном составе участвовал в групповой пляске перед эстрадой. Судя по количеству бутылок под столом, они могли бы участвовать и в танце шаманов на побережье Огненной Земли. Особой разницы не наблюдалось.
Краснов, садясь, зацепил бутылки, улыбнулся и сделал вид, что ничего не заметил.
— Ах, какие мы либеральные! — с неожиданным раздражением подумала она.
— Подруга у вас веселая, Диана. За словом в карман не лезет.
— Вы извините, Костя, — сказала Диана, решившись уйти, — я, наверное, пойду. Очень некрасиво все получилось. Извините.
Он придержал ее за локоть.
— Давайте договоримся, — теперь голос у него был серьезным, — не обращать внимания на то, что говорят посторонние. Я думаю, что слова вашей подружки на вас особого впечатления произвести не должны. Да и что она, в принципе, сказала?
— Она не посторонняя, — возразила Диана, — а говорила она пошлости…
— Вы пошлости не говорили? — спросил Краснов. — Почему тогда вы смущены? Почему вы извиняетесь? Я вас обидел чем-нибудь?
— Нет.
— Она вас обидела?
— Да. Но это наше с ней дело.
— Прекрасно. Значит к вам и ко мне — это отношения не имеет? Тогда давайте чуть-чуть шампанского, — он ловко ухватил с соседнего столика два чистых бокала, — и, примите, как совет. Никогда нельзя допускать, чтобы на ваши собственные впечатления накладывалось чужое мнение. Мало ли кто и что о ком говорит? Не надо верить Кияшко. Верить можно только себе…
Диана внезапно разозлилась. Кто он такой, чтобы позволять себе менторский тон?
— Ага. Только вам? И партии?
— Мне нравится, когда вы злитесь. Вы красивая. Смущение вам идет меньше. Верьте своим чувствам, своим впечатлениям. Можно ли верить мне — это вопрос, который нам предстоит обсудить. А вот на счет партии… Не знаю, Диана, решайте сами.
— Странно слышать такое от вас…
— Ничего странного… Ах, да… Вы имеете в виду, что я… — он налил шампанское в бокалы. — Видите ли, Диана, — Краснов прищелкнул пальцами, чуточку картинно, так что Диана сразу поняла, что он, несмотря на свою внешнюю уверенность, тоже изрядно смущен ситуацией, в которую они попали. Нет, все-таки Кияшко — стерва, каких мало! Жаль, что их не познакомил кто-нибудь другой! — я не люблю говорить с хорошенькими женщинами о политике.
— А вы попробуйте… — сказала она с вызовом. — Я так поняла, что одно слово в предыдущей фразе вы пропустили.
— Какое?
— С хорошенькими глупенькими женщинами…
Он опять рассмеялся.
— Давай на «ты», если уж такой разговор пошел.
— Давай, — согласилась Диана. — Как говорят, в комсомоле «вы» не бывает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25