Эти парни наверняка педерасты! – авторитетно утверждал официант Ридель.
– Если так, их вышлют! – оживленно отзывался собеседник Риделя, слесарь-универсал, умевший за пять минут разобрать любой механизм, от кондиционера до унитаза, после чего он начинал собирать эти устройства, ремонтировать их, и на это уходили уже месяцы и годы.
– Бедные педики! Говорят, они сидят на мели! Это правда, чико? Ходят в ресторан по очереди! И едят одни макароны! Правда, чико, что этот угрюмый тип берет три раза в день макароны с сыром и считает сдачу до сентаво1?
– Самое интересное не это, чико! – с жаром отзывался Ридель. – Те двое варят макароны в номере, а лысый – нет! Ходит в ресторан, но тоже берет макароны! Это какая-то чертовщина! Ел бы в номере… А сдачу… – Ридель сделал жест пальцами, словно пытаясь отогнать надоедливое насекомое – в данный момент этот жест заменял фразу: «Даже не спрашивай!» – Он каждый раз спрашивает, сколько стоят макароны с сыром! Надеется, что подешевеют! – И собеседники оглушительно хохотали, хлопая друг друга по плечам.
Лысан и в самом деле предпочитал макароны с сыром всем прочим блюдам, представленным в меню ресторана гостиницы «Подкова». Но его страсть к макаронам объяснялась отнюдь не тем, что он «сидел на мели», а имела более серьезную, принципиальную основу. Лысан был скуп, а ничего дешевле макарон с сыром в ресторане не было. Есть же макароны из одной кастрюли с Шакалом и Алексисом он считал ниже своего достоинства. По его мнению, такое панибратство нанесло бы огромный вред его авторитету руководителя. Но запах тушенки безжалостно дразнил Лысана и ожесточал его и без того жестокое сердце.
Высказав подчиненным решительно все, что он думает об их происхождении и о нравственности их матерей, Лысан почувствовал еще более сильный голод, и запах тушенки сломил его волю. Шакал с Алексисом виновато смотрели в пол, и каждый, в меру своего таланта, изображал раскаяние.
Между тем Лысана осенило, он понял, как следует обставить предстоящую трапезу, чтобы его авторитет руководителя остался девственно чистым и ненарушенным.
– Хватит нам, значит, ругани! – миролюбиво завершил вдруг Лысан свое яростное выступление. – Давай принеси-ка из холодильника бутылку! – обратился он к Шакалу. – Посидим, значит, подумаем вместе! Ты ведь парень хитрющий! Да и Алексис у нас башковитый! – сострил Лысан, деликатно намекая на размеры головы Алексиса. – И сообрази закусить чего-нибудь, тушенки, значит, открой… – небрежно добавил он в спину метнувшемуся к холодильнику Шакалу.
Бутылка и тушенка на тарелке появились на столе с волшебной быстротой. Шакал суетился, разыскивая и отмывая бокалы. Между тем Лысан рассеянно взял вилку и наколол на нее огромный кусок облепленного застывшим белым жиром тушеного мяса…
Застолье закончилось быстро. Минут через пятнадцать бутылка была пуста, как, впрочем, и тарелка. Тушенку Лысан съел сам. В каком-то смысле он предвосхитил, если не сказать украл, мечту у Алексиса. Банка тушенки была последней.
Прежде чем разбрестись по своим комнатам, обитатели номера 184 провели что-то вроде небольшого демократического военного совета, на котором Алексис, не дожидаясь, пока Шакал его опередит, высказал свое недавнее мнение, что «пора как следует потрясти их и уносить ноги». Лысан отнесся к этой точке зрения критически и приклеил Алексису ярлык «паникер-пораженец». Шакалу было велено подготовить к работе портативный передатчик, вмонтированный в пишущую машинку «Гермес» и беспрепятственно провезенный через бдительную таможню.
– Будем, значит, ждать, когда этот профессор очухается! На днях выйдем на связь с Суаресом, изложим ситуацию, попросим инструкции. По моим, значит, каналам знаю, что второй день не встает с кровати! – Лысан многозначительно умолк. Он хотел дать подчиненным прочувствовать сообщение, что у него имеются свои секретные каналы даже здесь, в Ринкон Иносенте. Это была неправда. О болезни Луиса Лысан узнал совершенно случайно.
– Вот до чего ваши фокусы с таблетками доводят! – продолжил он, постепенно раздражаясь. – Сказано было: две, а ты сколько бросил? – Лысан проницательно всматривался в честное лицо Алексиса. Его слабостью было несколько раз спрашивать об одном и том же и пронзать собеседника догадливым взглядом.
Алексис просительно изломил совиные брови и ответил грубым баском:
– Вы же сказали – две!
Когда Алексису было приказано бросить две крохотные таблетки в «дайкири» Луиса, он рассудил, что кашу маслом не испортишь, и бросил три. В своем решении он в точности повторил ход мыслей Лысана, решившего, что одной таблетки, то есть обычной дозы, может не хватить, и поэтому лучше – две. Так нормальная доза «катализатора» была превышена в три раза. Луиса спасло то, что в «дайкири» успело раствориться не все количество препарата…
Несмотря на сытость и выпитый ром, Лысан никак не мог уснуть. Весь ход дела, с самого начала, ему не нравился. Чем больше он узнавал о Луисе, тем больше терзали его дурные предчувствия. Лысану казалось, что его послали бороться с противником неведомым, страшным и значительно более сильным, чем он сам.
За свою довольно длинную жизнь Лысан видел и знал десятки и сотни людей, составлявших самые разные звенья цепочек, по которым «порошок» путешествовал из дремучих лесов в североамериканские города. Образ жизни Луиса ничем не выдавал принадлежности к такой цепочке.
Поставить же под сомнение утверждение Суареса, что именно Луис Хорхе Каррера – «их резидент» в Эль-Параисо, открывший новые безопасные пути для транспорта «порошка» в огромных размерах, Лысан не осмеливался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112