Ринкон Иносенте открыли в начале века, когда наиболее прогрессивно настроенная часть населения Эль-Параисо внезапно созрела для того, чтобы приобщаться к морским купаниям. Идея купаться в море, хотя и содержала в себе элемент неожиданности, пришлась гражданам Эль-Параисо по вкусу, так как была удивительно легко осуществимой.
В Эль-Параисо нет точки, удаленной от океана дальше, чем на 30–40 миль. Сама форма страны до странности напоминает собой Ринкон Иносенте, с той разницей, что Ринкон Иносенте – полуостров, а Эль-Параисо – остров. Как пишут в путеводителях, он вытянулся то ли блестящей саблей, то ли зеленым крокодилом вдоль материка на несколько сот миль.
Первые же купальщики с континента раструбили на весь мир славу о потрясающе мягком, ласкающем белом песке, на котором можно лежать, как на лучшей перине, и который существует только в Ринкон Иносенте. И все это было и пока остается сущей правдой, как и то, что со славой Ринкон Иносенте может сравниться только слава местного рома, который начали производить в Эль-Параисо, с тех пор как здесь появились люди.
Сюда, в Ринкон Иносенте, слетаются на самолетах десятки тысяч охотников за впечатлениями, которые и составляют бульшую часть населения, если можно назвать населением эту причудливую, многоязыкую, постоянно меняющуюся толпу.
Луис Хорхе Каррера не имел к этой праздной публике никакого отношения. Он был одним из немногих счастливцев, которые живут в Ринкон Иносенте постоянно. Впрочем, Луис не только жил, а даже работал. По крайней мере, он каждый месяц получал от правительства Эль-Параисо круглую сумму, которая, однако, по мнению Луиса, могла бы быть несколько больше, но кто же из живущих на зарплату признает, что его зарплата велика!
Зарплата Луиса равнялась примерно двадцати пяти тысячам долларов в год – цифра смехотворно маленькая для заевшихся янки, но вполне круглая и румяная для Эль-Параисо, где реальная покупательная способность доллара намного выше, чем в США.
Примерно за два года до описываемых событий выпускник Барселонского университета Луис Хорхе Каррера получил предложение поехать в Эль-Параисо, маленькую страну, расположенную, как пишут в газетах, в сердце Латинской Америки, преподавать испанский язык и литературу в открываемом по соседству с Ринкон Иносенте университетском центре. Луис согласился, особенно не раздумывая, потому что ничего другого ему никто не предлагал, да и сама возможность получить работу преподавателя была редкой удачей. В нашем мире, который, если верить социологам, стремительно облагородился за последние сто лет, стал несравнимо добрее и гуманнее, спрос на преподавателей литературы все ниже и ниже с каждым годом. Спрос растет на оружие и солдат…
Машина Луиса пересекла мост, соединяющий Ринкон Иносенте с остальной частью Эль-Параисо, и, петляя по пустынным узким улицам, приближалась к дому. Луис чувствовал себя немного лучше. Встречный ветер охладил голову. Ядро в желудке перестало перекатываться. Оно просто лежало давящим грузом. По дороге Луис остановился у небольшой лагуны и помыл машину. Но запах свиней преследовал его.
Загнав машину в патио1, Луис вспомнил, что ключи от дома остались в брюках, а брюк не было. Другие ключи могли быть только у садовника.
Садовник Роландо обслуживал несколько домов, принадлежавших правительству Эль-Параисо. По этой причине он был государственным служащим и высоко ценил себя. Свою задачу он видел в том, чтобы при помощи мачете – большого ржавого ножа – подстригать буйную траву на вверенном ему участке. Роландо делал это каждый день, но понемногу, минут по двадцать. Остальное время он обычно проводил с экономкой Хуаной в кухне административного домика. Они курили, пили кофе, говорили громко и долго, а трава тем временем росла и росла; а потом вдруг наступало время, когда солнце в считанные дни превращало ее в рассыпающуюся рыжую солому, и Роландо оказывался совсем без дела, что вызывало в нем состояние особого душевного подъема.
Несмотря на то что часы показывали половину второго – время, когда уважающие себя государственные служащие Эль-Параисо покидают рабочие места до следующего дня, Роландо был еще на кухне. Он возился с электроплиткой и распространял вокруг себя запах жарящегося кофе, смешанный с удушливым дымом сигары. Роландо приветствовал Луиса так, как он здоровался абсолютно со всеми:
– Хи-хи, жарко, правда?
Большинство людей, к которым обращался Роландо, не могли понять глубинного смысла этой фразы, потому что либо не знали испанского, или знали испанский, но не местный диалект, в котором слово «жарко» неожиданно превращалось в «салька». И тем не менее улыбка садовника была настолько простодушна, чиста, радостна и невинна, что с ним всегда соглашались.
– Дай мне ключи! – выдавил из себя Луис. Ему вновь стало плохо.
– Хи-хи! Они сейчас у Хуаны! Ключи то есть! А Хуана уехала к тетке в деревню. Приедет завтра или послезавтра… Хи-хи! У тетки очень плохо со здоровьем, четвертый день не прекращается понос! Хи-хи… А зачем тебе ключи?
– Чтобы открыть дверь… – Вид Луиса в трусах не удивлял Роландо. Даже на главных улицах Ринкон Иносенте в трусах любых разновидностей прогуливается каждый второй.
– А-а… Ты потерял ключи! Тогда все понятно! Пойдем, я открою! Почему ты сразу не сказал, что потерял ключи? Хочешь кофе? Нет? Тогда я допью – и пойдем!
Роландо допивал кофе, а Луис ждал его. Он знал, что торопить Роландо бессмысленно. В Эль-Параисо никто никогда не спешит. Людей, которые спешат, здесь не понимают, а значит, просить Роландо допивать кофе быстрее или отложить это дело на несколько минут – глупо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112