— Да, другого такого днем с огнем не сыщешь. Здесь в искусстве предел, его же не прейдеши. Он у нас на днях был и пел, пел, как сорок тысяч сирен. Шаль, что вас не было в Питере.
— Да, я в Москву уезжал. Оппозицию всю московскую видел, будущее наше правительство. Что ж, дай им Бог! Дело говорят люди… Не во всем, разумеется…
Чувство обиды у Семена Исидоровича понемногу прошло, особенно после того, как Нещеретов сразу и очень охотно принял приглашение на обед. Разговор стал весьма приятным. Семен Исидорович нашел случай вскользь и кстати упомянуть о близком своем знакомстве с известнейшими политическими деятелями, дав понять, как высоко они его ценят. Нещеретов, внимательно его слушавший, тоже знал этих людей. Его замечания о них показались Кременецкому неожиданными, но верными и меткими. «Очень неглупый все-таки человек, надо ему отдать справедливость», — подумал Семен Исидорович. Он заметил, что об этих деятелях, левых и правых, Нещеретов говорит не совсем так, как о большинстве своих знакомых. В тоне его звучало уважение, быть может, относившееся к тому, что людей этих нельзя было купить при всем богатстве Нещеретова. Разговор коснулся войны, общего политического положения. Кременецкий неожиданно перешел на роль слушателя — это с ним в обществе случалось редко. Нещеретов говорил так умно, хорошо и интересно, что Семен Исидорович просто заслушался. «Нет, право, умница, — сказал он себе. — Если его отшлифовать как следует, будет фигура…» Кременецкий и не заметил, как в разговоре прошло полчаса. Он раза два приподнимался, чтобы уйти, но Нещеретов все просил посидеть еще — во второй раз он мог этого не делать, и Семен Исидорович, уже вполне растаявший, оценил любезность хозяина.
— Да, тяжелые времена. Народ наш говорит: «Дай-то, Боже, чтобы все было тоже», — сказал со вздохом Кременецкий и встал в третий раз окончательно. — Нет, мне недосуг, У меня вечерний прием… Пожалуйста, не трудитесь меня провожать, я найду дорогу, — Семен Исидорович не был уверен, что хозяин его проводил бы без этой просьбы. — Так вы не забудете? В семь часов, пожалуйста.
Нещеретов, чуть прищурившись, смотрел на него с той же, вновь выступившей усмешкой.
— Забыть едва ли забуду, а для верности в тот день не поленитесь, протелефоньте мне, — произнес он, и внезапно что-то в его усмешке, в сказанной им фразе, в слове «протелефоньте» опять кольнуло Кременецкого. Нещеретов проводил его до лестницы, и Семен Исидорович уехал, вполне довольный визитом, собственный экипаж вдобавок всегда успокаивал его нервы. «Да, странный человек, но умница, настоящий самородок», — думал он на обратном пути.

Нещеретов оделся, вышел в свой рабочий кабинет и, усевшись за огромный письменный стол, стал внимательно просматривать приготовленные ему секретарем документы — отчет и устав намеченного к покупке сахарного завода в одной из южных губерний. Он никогда не видал этого завода, да и не предполагал его осматривать, зная, что завод останется в его владении очень недолго. Главным источником обогащения для Нещеретова в пору войны была покупка и перепродажа разных предприятий, которым он в короткое время умел придавать двойную, а то и тройную цену. Нещеретов читал отчет, как командующий войсками в ставке читает донесения подчиненных с фронтов. Цифры, разделы отчета, слова «амортизационный капитал», «запасный капитал», «резервный фонд» (значившие для обыкновенных людей, собственно, одно и то же) вполне заменяли ему ознакомление с делом на месте. При заводе были имение, лес, мельница — все находилось явно в запущенном состоянии. Продавец, бестолковый балтийский барон, ни из чего не умел извлечь выгоды. Нещеретов предполагал в течение весны и лета выстроить при заводе рафинадное отделение, при имении спичечную фабрику и создать производство химических продуктов первой необходимости, которые из-за войны дорожали с необыкновенной быстротой. Бывшие при заводе механические мастерские можно было расширить и взять большой заказ на стаканы для шрапнелей.
Без карандаша, в уме Нещеретов прикинул несколько цифр и пришел к выводу, что продажа этого предприятия через год даст ему не менее трех миллионов чистой прибыли, если рубль не обесценится еще больше. Он этого обесценения не желал, хотя от падения ценности рубля выгода сделки должна была очень увеличиться: Нещеретов не предполагал вкладывать в дело собственные деньги. При своих связях он уверенно рассчитывал получить под заказ на стаканы для шрапнелей большой аванс от Военно-артиллерийского управления. Деньги на химическую фабрику должен был дать Военно-промышленный комитет. Самая же покупка сахарного завода производилась на средства банка, в котором у него был контрольный пакет. Эта покупка контрольного пакета была самым счастливым делом Нещеретова. По-настоящему он именно после нее стал магнатом делового мира. В силу финансовой механики, которую тоже не так легко было понять обыкновенным людям, Нещеретов, затратив четыре миллиона на покупку акций банка, получил возможность распоряжаться десятками миллионов для других своих предприятий.
Он читал отчет и чувствовал себя приблизительно так, как за гимнастикой во время высокого взлета лодки. Под ним в первом этаже дома полным ходом работала созданная им огромная машина. Все было ему теперь открыто и доступно, впереди больше не было пределов: сто, двести, триста миллионов состояния — эти цифры в его мыслях уже не имели фантастического характера, во всяком случае, к ним было теперь неизмеримо ближе, чем к тому, из чего он вышел. Но не одна нажива увлекала Нещеретова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108