– Печально, но факт, – подтверждал Ладогов. – Надо ломать весь порядок учета и распределения.
– И систему премий за сохранение леса на сплавах, лесобиржах и комбинатах.
Эхенбаум и Ладогов думали, разрабатывали новые системы, не обращаясь к Прохорову.
– Ему всё равно, – говорил о Прохорове Эхенбаум.
Илона вошла в приёмную. Секретарша средних лет, женщина деловая, с чутьем дипломата (не так просто угадать, кого пропустить к начальнику, а кого препроводить в отдел), всё же растерялась: зачем пожаловала столь ослепительная дама.
– Я к Петру Филимоновичу, – холодно произнесла Голицына.
– Пожалуйста, – ответила всё ещё изумленная секретарша, хотя в эти часы посетителям не разрешалось беспокоить начальника управления.
Илона увидела Прохорова и тут же вынесла приговор: «мужлан».
Пётр Филимонович, ещё витавший в атмосфере курорта, увидел Илону, встал, смутился и неловко предложил посетительнице кресло.
Илона без улыбки, аристократично, свысока смотрела на объект её чар. Прохоров, ещё более смущённый, стал покашливать и вытер о брюки вспотевшие ладони.
Посетительница без тени заискивания сообщила: её мужу, ученому, предоставили дачный участок. Муж намерен поставить на этом участке стандартный дом. Они просят товарища Прохорова разрешить торговой организации продать им трехкомнатный разборный дом.
Нелепость просьбы очевидна. Об этом Илона знала не хуже Прохорова. С таким вопросом не обращаются в управление.
Прохоров улыбнулся: какая наивность и неосведомленность.
– Наше управление не имеет никакого отношения к продаже стандартных домов.
Илона сделала движение: она поняла и уходит.
Но как можно так быстро отпустить столь восхитительную даму. Прохоров тут же сравнил Илону с женой «академика», для коей он приобрел дорогие часики взамен «утерянных». Подобной посетительницы он ещё не встречал. Оберегаемый секретаршей, Пётр Филимонович стал болтать. Интересовался, где находится отведенный участок, прикидывал, стоит ли ставить стандартный дом. Лично он не советует: разборный дом – примитив.
Кто-то вошёл. Илона угадала, почувствовала – это и есть Ладогов. Подтянут, держится уверенно. Глаза… Какие глаза! Александр Сергеевич поклонился посетительнице. Прохоров, досадуя на несвоевременный приход заместителя, пытаясь шутить, изложил просьбу Илоны.
– Разве стандартных домов нет в продаже? – сказал Ладогов и поднял трубку.
Позвонил кому-то… Убедился – трехкомнатные дома не дефицитны.
– Ваш муж…
– Мой муж…
– Ученый, – с некоторым удовольствием сообщил Прохоров.
– Недалеко от Кунцева находится контора, ведающая продажей домов по заявкам… – Ладогов подал листок бумаги Илоне и продиктовал адрес конторы. Всё проделал быстро, деликатно, словно объяснил прохожему, как найти нужную ему улицу.
Илона встала, готовая растерзать любезного Ладогова. Однако поблагодарила его очаровательной улыбкой. Уж очень хорош был этот Ладогов.

* * *

– Её фамилия Голицына. Она из этих самых… князей, – опять-таки не без удовольствия сообщил Ладогову Прохоров.
– Кто вам сказал?
– Лично подтвердила.
– Скажите какая радость!
Ладогов приступил к делу. В последнее время начальник отдела Дымченко дважды превысил свои права. Александр Сергеевич принес проект приказа – объявить Дымченко выговор с предупреждением.
– Ему остался год до пенсии, – заметил Прохоров.
– Хоть бы один день. Подпишете?
– Оставьте проект, я поговорю с Дымченко.
– Не подпишете, Пётр Филимонович, я, как член парткома, предложу обсудить поведение Дымченко в партийной организации. Прохоров подписал.
– Эхенбаум, между прочим, недавно тоже превысил права.
– В интересах дела. А тут неясно, в чьих интересах. Очень неясно. Еще один проект приказа: объявить Эхенбауму Борису Григорьевичу благодарность.
– За что?
– За превышение своих прав. Товарищ Эхенбаум в силу обстоятельств самовольно исправил ошибку управления в важном документе.
– Не подпишу.
– Личное распоряжение министра.
– Почему я не в курсе?
– Вас не было. Министр говорил со мной.
Ладогов прочёл проект приказа.
– Позвольте, тут ещё денежная премия, – отодвинул приказ Прохоров.
– И это согласовано.
Прохоров подписал. Ладогов ушёл.
Прохоров читал бумаги невнимательно, ему мешали духи Илоны, их запах витал над столом. Позвонил Курочкин, курортный соратник и кредитор Прохорова.
– Здорово, старик! Когда опять в Гагры? Тебе не звонила твоя фея?
Прохорова покоробило. Что за тон и что это за слова – фея? Всё-таки жена академика.
– Слушай, когда ты привезёшь должок?
Прохоров, приглушенно заикаясь, стал объяснять: в ближайшее время он такую сумму не соберёт.
– Не пойму тебя! Неужели ты заставишь меня обратиться к твоей жене и объяснить ей, на что ты истратил деньги?!
– Так не шутят, Пётр.
– А я не шучу. Поеду в Катуар и потребую с неё долг.
– Не советую, характер у неё резкий.
– У меня тоже. Или я предъявлю расписку суду. Сегодня четверг, в субботу жду тебя в пятнадцать ноль-ноль. Со всей суммой. Иначе пеняй на себя.
Курочкин положил трубку. Прохоров вытер пот.
– Мерзавец! – обиделся Пётр Филимонович. Агрессивные речи Курочкину диктовал Джейран, сидевший в это время в его кабинете.
Действуя по сценарию Джейрана, Илона позвонила Прохорову. Она побывала на складе стандартных домов и, кажется, раздумала приобретать готовый дом, просто не знает, как ей быть. Прохоров был так любезен, что она готова просить у него консультацию. Муж уехал, и ей не с кем посоветоваться.
Пётр Филимонович возомнил, что он произвел на красавицу княжну неотразимое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78