Подозреваемых погрузили на баржу, вывезли в открытое море и потопили. Без суда и следствия. А Каширина судили. Открыто.
С «Онеги» сняли сына Каширина Маврикия – ныне Ян Петрович Джейран. Маврикия отпустили, ему ещё не минуло пятнадцати лет. Сперва Маврикий пел в соборном хоре (дядя устроил). Затем учился на экономиста, потом служил в театре, а какое-то время спустя стал тем, что он есть, то есть шефом корпорации аферистов.
Шведская лесопромышленная фирма «Отто Олхастен» после полученного сообщения о том, что на господина Каширина и его фирму можно поставить вечный крест, а тем более на долг в двадцать две тысячи шестьдесят пять золотых рублей, всё же в бухгалтерской книге сделала пометку: «Со временем разыскать наследников и просить погасить долг». Отто Олхастен не сомневался, что советская власть – явление временное.
Фирма не сомневалась также, что Матвей Каширин кое-что оставил сыну и брату – старосте кафедрального собора.
Сперва фирма разыскала молодого конторщика Каширина – Филимона Гаркушина, не раз приходившего на «Онеге» в Швецию. Гаркушин объяснил, что скорее всего часть своих богатств его бывший хозяин оставил у родных. Гаркушин не ошибся. Но у кого – не знал даже Маврикий, его сын.
После второй мировой войны фирма «Отто Олхастен» через Гаркушина случайно узнала, что Маврикий жив, и напомнила ему об отцовском долге. И только в 1953 году Маврикий Каширин – Ян Петрович Джейран – признал фамильный долг с условием: он погасит его, если фирма «Отто Олхастен» вывезет наследника Каширина в Швецию. Мало того, он готов вложить в фирму «Отто Олхастен» известный капитал в иностранной валюте. Фирма (имея в виду двадцать две тысячи шестьдесят пять золотых рублей) согласилась.
Но лишь после появления Бура в Сухуми Джейран решился: пора отчаливать в Швецию. Оборвав все цепочки и нити, шеф корпорации прибыл в Ломоносовск и скрылся в доме рубщика мяса.
Филимон Гаркушин с давней поры знал немного по-шведски, мог понять говорившего по-английски. Последние годы рубщик мяса на рынке якшался с иностранными моряками, главным образом со шведами – агентами фирмы «Отто Олхастен». Рубщик мяса тоже мечтал о капитализме, тоже накапливал валюту.
Джейран наказал Филимону – следить, не появится ли в Ломоносовске Бур и… Курбский. Плечистый, чуть сутулый Гаркушин по вечерам заглядывал в рестораны, подолгу беседовал с приятелями гардеробщиками, швейцарами гостиниц, по возможности встречал теплоходы, доставлявшие пассажиров с того берега, где находился вокзал.
Искал Бура. О прибытии Курбского он тут же сообщил Джейрану. Шеф корпорации разгневался, небесные глазки побелели. Решил при случае повидаться с «подлым академиком».

* * *

Деятельная и решительная Катя Турбина сочла необходимым познакомить сыновей двух командиров красной конницы Богдана и Анатолия. Коста мгновенно загорелся – какой блистательный очерк для газеты.
С разрешения вышестоящей оперативной инстанции на квартире шеф-повара магазина «Кулинария» готовилась встреча потомков героев. С условием: без шумных возгласов и хоровых песен. Стол накрыт и убран цветами. Бур только покачивал головой, его смущало обилие всевозможных пирожков, но что поделаешь. Гости принесли шампанское. Воробушкин отсутствовал, убыл по заданию.
Анатолий, войдя в комнату, увидел статного горца, бледного, взволнованного. Оба взаимно и основательно тискали друг другу руки. Павла Дмитриевна, глядя на них и не догадываясь, в чем дело, всплакнула. На всякий случай.
Первый тост предложил Коста. Говорил по негаснущей традиции несколько возвышенно и от души страстно о командире полка Григории Мухине и очень сожалел, что здесь нет его дочери – Тамары. Коста не сомневался: Тамара достойная дочь своего отца. И так картинно, образно рассказал, как её ждут двести восемьдесят шесть родственников, что дочь подполковника Мухина, Катя Турбина, уверенно прошептала: «Мы найдём её».
Буру было не до тостов, он убедился – Катя не его солнце, не ему оно будет светить. Счастливый сидит рядом с ней.
Оставив Бура в комнате, Анатолий и Коста в час ночи вышли на проспект, свернули на набережную и проводили Катю.
Не выдержав затворничества, Бур тихонько пробрался на набережную – побродить и погрустить. И в этот час его заметил, вернее, угадал Гаркушин. Рубщик возвращался домой после обхода ресторанов и гостиниц. Бур стоял у балюстрады на узкой цементированной дорожке спиной к улице. Гаркушин, дойдя до памятника Петру Первому, повернул назад, хотел убедиться – Бур ли это. Свет фонаря у трехэтажного дома падал на спину Богдана. На нём было пальто и надвинутая на лоб кепка. Гаркушин, чуть хмельной, тяжёлым шагом, не спеша шёл на Бура. Поравнявшись с ним, умышленно задел его плечом. Богдан невольно повернулся и узнал рубщика мяса.
Зверь не размышляет. Увидев Бура, он зажал в руке охотничий нож. Бур, увидев глаза рубщика, инстинктивно ударил его ногой в живот. Гаркушин не упал, только на полшага отпрянул назад и, пригнув голову, как бык, ринулся на Богдана. Его встретил удар кулака снизу по челюсти, но ослабленный. Подбородок рубщика был прижат к груди. Гаркушин навалился на Бура и сильно ударил ножом. Лезвие угодило в пах. Богдан упал на балюстраду. Рубщик толкнул его вниз на камня берега. Гаркушин оглянулся – никого. Прыгнул вслед за Буром и ударил его вторично, в спину. Замахнулся в третий раз, но не нанес удар: в десяти шагах кто-то вылавливал бревно, – видно, под покровом ночи решил воспользоваться плывущими по Двине стволами, оторвавшимися от плотов. Рядом стояла лодка.
– Эй!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78