По характеру Дюмайе полностью соответствовала духу Уголовной полиции: жесткая, циничная, упорная. Раньше она работала в группе «Антитеррор», потом в Наркотделе и везде показала себя с лучшей стороны.
У нее имелись две отличительные особенности. Вопервых, очки в гибкой оправе, которую невозможно сломать: ее можно смять в руке, но она тут же восстанавливает свою форму. Дюмайе была такой же: несмотря на мягкие манеры, она ничего не забывала и никогда не теряла из виду свою цель. Другой ее особенностью были кончики пальцев. Заостренные, длинные, они напоминали сверхтонкие молоточки огранщика алмазов, такие твердые, что ими можно разбивать драгоценные камни.
– Хотите чашечку «Кимун»? – спросила она, поднимаясь изза стола.
– Спасибо, не беспокойтесь.
– Я всетаки приготовлю.
Она поколдовала над чайником. В ее движениях было чтото от студентки и верховной жрицы. И эта ее чайная церемония отдавала чемто древним, культовым. Мне вспомнились ходившие у нас слухи, будто Дюмайе посещает сексклубы, где участники обмениваются партнерами. Так это было или нет? Я вообще не верил слухам, а уж этим особенно.
– Если хотите, можете курить.
Я кивнул, но сигареты вынимать не стал. Нельзя было расслабляться – «срочный» вызов не предвещал ничего доброго.
– Вы знаете, зачем я вас вызвала?
– Нет.
– Присаживайтесь.
Она пододвинула ко мне чашку:
– Мы все потрясены, Дюрей.
Я уселся, ничего не ответив.
– Полицейский такого класса, как Люк, такой сильный, надежный… Это кошмар какойто!
– Вы меня в чемто упрекаете?
Резкость моего тона вызвала у нее улыбку.
– Как продвигается расследование в ЛеПере?
Я вспомнил о своем предчувствии: победу праздновать еще рано.
– Продвигается. По одной из версий, это могли быть цыгане.
– У вас есть доказательства?
– Только предположения.
– Будьте осторожны, Дюрей. Чтобы без всяких расовых предрассудков.
– Поэтому я и не распространяюсь об этом деле. Дайте мне немного времени.
Она рассеянно кивнула. Это было только вступление.
– Вы знаете Кондансо?
– Филиппа Кондансо?
– Служба собственной безопасности, дисциплинарный отдел. Похоже, на Субейра есть чтото существенное.
– Что значит – существенное?
– Не знаю. Он позвонил мне сегодня утром и только что перезвонил снова.
Я молчал. Кондансо был одним из тех, кто любит копаться в дерьме и буквально кончает от радости, когда один из нас оказывается за воротами. Тыловая крыса, хлебом не корми – дай только унизить опера, заставить его подавиться своим геройством.
– Рапорт на Люка составлял он. И дело ведет он.
– Как всегда.
– Он считает, что его люди уже вышли на след. Сегодня после полудня ктото запросил данные на Люка в банке. Он без труда определил любителя совать нос в чужие дела.
Что ж, Фуко зря времени не терял. Она пристально смотрела на меня своим текучим взглядом. В одно мгновение он стал жестким, и ее глаза превратились в бриллианты:
– Что вы хотите раскопать, Дюрей?
– То же, что и Служба безопасности, что и все. Я хочу понять причины поступка Люка.
– Депрессия беспричинна.
– Ничто не указывает на то, что у Люка была депрессия. – Я повысил голос. – У него двое детей, жена. Черт, не мог же он просто взять и бросить их! Должно было произойти чтото невероятное!
Не отвечая, Дюмайе взяла чашку и подула на краешек.
– Есть коечто еще, – продолжал я уже спокойнее. – Люк – католик.
– Мы все католики.
– Но не такие, как он. И не как я. Каждое воскресенье мы бываем на службе, каждое утро молимся. То, что он сделал, противоречит нашей вере, понимаете? Люк отказался не только от жизни, но и от спасения души. И я должен найти объяснение такому отказу. Это никак не отразится на разработке других дел.
Комиссар сделала маленький глоток, словно котенок.
– Где вы были сегодня утром? – спросила она, осторожно ставя чашку на стол.
– За городом, – неохотно ответил я. – Надо было коечто проверить.
– В Верне?
Я молчал. Она перевела взгляд на открытое окно, за которым виднелась Сена. День клонился к закату. Речная гладь напоминала застывший цемент.
– Мне сегодня позвонил ЛевенПаю, шеф Люка. Ему звонили жандармы из Шартра. Они по телефону получили сигнал. К врачу из местной больницы приезжал парижский полицейский. Высокий, с горящим взглядом… Вам это ни о чем не говорит?
Я резко наклонился и схватился за край стола:
– Люк – мой лучший друг. Повторяю вам: я хочу понять, что его толкнуло на такую крайность!
– Его уже не вернуть, Дюрей.
– Он не умер!
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
– Вы предпочитаете, чтобы об этом прознали дерьмокопатели из Службы собственной безопасности?
– Это их работа.
– Да, работа, которая состоит в том, чтобы заводить дела на коррумпированных полицейских, игроков или содержателей борделей. У Люка другой мотив!
– Какой? – насмешливо спросила она.
– Не знаю, – признался я, отодвигая стул. – Пока еще. У этого самоубийства должна быть причина. Чтото необычное, и я хочу это выяснить.
Она медленно повернулась в кресле, чувственным, грациозным движением вытянула ноги и оперлась каблуками о радиатор.
– Нет убийства – нет дела. Все остальное нашего отдела не касается. А значит, и вас.
– Люк для меня как брат.
– Именно об этом я и говорю. Вы – заинтересованное лицо.
– Мне что, взять отпуск или как?
Никогда она не казалась мне такой жесткой и безразличной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31