Он бросил беглый взгляд на дверь реанимации.
– Вы насчет полицейского в коме?
– Люк Субейра – мой лучший друг.
Он сморщился, как будто услышал еще одну дурную новость.
– Он выкарабкается?
Врач возился с завязками робы, закрепленными на спине.
– Чудо уже то, что у него заработало сердце, – вздохнул он. – Когда его выловили, он был мертв.
– Вы хотите сказать…
– Клиническая смерть. Не будь вода такой холодной, мы ничего не могли бы сделать. А так организм находился в условиях гипотермии, что замедлило проникновение воды в ткани. Ребята из Шартра оказались на редкость находчивыми. Они попытались сделать невозможное – разогрели ему кровь. И это сработало. Настоящее воскрешение.
– Как вы сказали?
Свендсен, торчавший поблизости, тут же встрял в разговор:
– Я тебе объясню…
Я едва не сжег его взглядом. Врач посмотрел на часы:
– Мне правда надо идти…
И тут меня прорвало:
– За этими дверьми погибает мой лучший друг, и я хочу знать, что с ним!
– Прошу меня простить, – улыбнулся врач, – диагноз еще не до конца ясен. Мы проводим тесты, чтобы понять, насколько глубоко он погружен в кому.
– А физическое состояние?
– Жизнь к нему вернулась, но беда в том, что мы не можем его разбудить… И даже если он очнется, неизвестно, каким он станет. Все зависит от того, насколько поврежден мозг. Поймите, ваш друг вернулся с того света. Его мозг подвергся кислородному голоданию, что не могло не вызвать разрушений.
– Но ведь кома бывает разная?
– Да, вы правы. Есть вегетативное состояние, когда пациент реагирует на некоторые раздражители, и настоящая кома, то есть полное отключение. Похоже, ваш друг – гдето посередине. Вам лучше поговорить с Эриком Тюилье, он невропатолог. (Я записал имя в блокнот.) Это он сейчас проводит тесты. Договоритесь с ним о встрече на завтра.
Он снова взглянул на часы и добавил уже тише:
– И вот еще что… Я не стал спрашивать у его жены, но… Ваш друг принимал наркотики?
– Конечно нет! С чего вы взяли?
– На сгибе локтя у него следы от уколов.
– Может, ему кололи какоето лекарство?
– Жена говорит, что нет. Она в этом совершенно уверена.
Врач, наконец, стянул с себя робу и протянул мне руку:
– Мне действительно пора идти. Меня ждут в другом отделении.
Я пожал ему руку в ответ, и тут двери снова раскрылись. На пороге стояла Лора, жена Люка, в бумажном халате и надвинутой на лоб медицинской шапочке. Она пыталась сделать шаг, но ноги ее не держали. Я бросился к ней. Она резко отстранилась, словно испугавшись – то ли моего голоса, то ли одного моего вида. Она посмотрела на меня холодным и ничего не выражающим взглядом.
– Лора! Если тебе чтонибудь нужно, ты только скажи…
Она отрицательно качнула головой. Лора никогда не была красавицей, а сейчас и вовсе напоминала привидение.
– Вчера вечером, – торопливо заговорила она, – он сказал, чтобы мы уезжали без него. А он пока останется в Берне. Не знаю, что там случилось… Ничего не знаю…
Ее шепот перешел в бессвязное бормотание. Мне хотелось ее обнять, успокоить, но я не мог решиться на подобную фамильярность. Ни теперь, ни раньше. На всякий случай я сказал:
– Он выкарабкается, я уверен. Мы…
Она смерила меня ледяным взглядом. Глаза ее враждебно сверкнули.
– Это все ваша работа! Ваша гребаная работа!
– Не говори так. Это…
Я не успел договорить, потому что Лора разрыдалась. Мне снова захотелось ее утешить, и снова я не посмел к ней прикоснуться. Опустив глаза, я заметил, что под халатом на ней пальто, застегнутое вкривь и вкось. Я почувствовал, что и сам сейчас заплачу.
Она высморкалась и прошептала:
– Я пойду… Меня девочки ждут…
– Где они сейчас?
– В школе. Я их оставила на продленке.
В ушах у меня шумело, наши с Лорой голоса звучали как сквозь вату.
– Отвезти тебя?
– Я на машине.
Она снова принялась сморкаться, а я все никак не мог отвести от нее взгляда. Выступающие, как у кролика, передние зубы, узкое лицо в обрамлении подернутых сединой кудряшек, похожих на пейсы раввина. В памяти невольно всплыли слова Люка, одна из тех циничных фраз, на которые он был мастер: «Женитьба? Этот вопрос следует решить как можно скорее, чтобы больше о нем не думать». Именно так он и сделал: «импортировал» эту девицу откудато из Пиренеев, где они оба родились, и побыстрому сделал ей двух детей. Не зная, что еще сказать, я пробормотал:
– Я тебе вечером позвоню.
Она кивнула и направилась к вестибюлю. Я обернулся – анестезиолог уже ушел. Только Свендсен попрежнему торчал здесь – вездесущий Свендсен. На скамье валялся брошенный врачом халат. Я взял его.
– Пойду к Люку.
– Брось, не валяй дурака! – Он решительно схватил меня за руку. – Ты же слышал – врач сказал, что они проводят тесты.
Я с раздражением выдернул руку, а он все бубнил, стараясь меня вразумить:
– Приходи завтра, Мат, так будет лучше для всех.
Во мне поднялась волна бессильного гнева. Свендсен был прав. Пусть врачи делают свое дело. Чем я могу помочь человеку, утыканному зондами и капельницами?
Я кивком попрощался с судебным экспертом и стал спускаться по лестнице. Головная боль немного отступила. Я поймал себя на том, что ноги сами несут меня к тюремной больнице, куда свозят пострадавших с подозрительными ранениями и наркоманов в ломке. Я остановился, внезапно испугавшись, что могу столкнуться с какимнибудь знакомым полицейским. Не в том я был состоянии, чтобы выслушивать жалобные причитания или слова сочувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31