– Службы-то их мало видел, – хмурясь сказал царь. – Пожалуем. Степану Паренову государева жалованья шесть рублев. Ивану Орефьеву денег пятнадцать рублев. За лошадей, которых на степи покинули, двадцать рублев из Большого приказу. Еще что?
– Челобитная усманского атамана Федора Петрова, ездившего на Дон для вестей. Посылал его Мирон Андреевич Вельяминов проведать казачьи, турские и крымские вести. Ездил он на Дон до Медведицкого городка. От скорой посылки у Федьки разгорелся конь и пал на степи. За свою царскую службишку и за изрон коня твоим жалованьем не пожалован.
– Велю дати ему, Федьке Петрову, своего государева жалованья для его бедности из Большого приказу два рубли. Еще что?
– Вельяминов челом бьет. На Воронеж из Азова приехал поп Осип, по прозвищу Зеленый. Прозван Зеленым за то, что у всех лица желтые, белые, красные, а у него лицо зеленое. В съезжей избе перед боярином он сказывал: погреб-де он с Дона после Петрова поста, отговевшись. Греб пять недель, оскудел в дороге, изголодался, изодрался, едва не утонул.
– Изголодался, изодрался, а что он в Азове видел? Все наперво свое – изголодался поп, а государевы дела для них в забвении. Чего он хочет?
– Царской милости, ласки, поденного царского жалованья.
– Это за что же? За пять гребных недель? Дать Осипу Зеленому поповское платье, изодранное пускай сам чинит. На бедность дать в память рубль царский. Еще что?
– Атаман Микита Богатов да казак Тимоха Карагач от себя пишут тебе, царю-государю.
– Чти полностью.
– «Под Азов ныне приходу турских людей и татарских не будет. Мы чаяли, что те каторги, с которыми бился Гришка Некрега, заумыслили приход под Азов. А ныне они стоят в Черном море, в гирле, промеж Керчи и Тамани по конец Азовского моря в заставе и берегутся приходу на себя донских атаманов и казаков, чтоб их не пропустить…»
– Занятно, но можно ли тому верить? Не из лазутчиков тот атаман и казак Тимоха Карагач? С чего бы это им, а не атаманам писать царю от себя? Что ж это они – умнее всех?
– Не ведаю, – сказал Лихачев.
– Проведай… А ты как думаешь, Томила?
– Царь-батюшка, сегодня ли, завтра ли, но, по моему разумению, быть под Азовом войне великой…
– И я в той думе пребываю, – сказал царь, укладываясь в постель. – Быть войне. Еще что?
– Атаман Михайло Татаринов просит оказать царскую милость донскому атаману Микифору Половневу, который ныне бездомно и голодно живет на Москве. На бою с татарами он был ранен. Раненого Микифора взяли в полон в турскую землю. Из полона Микифор побежал в немецкую землю, в Венецию и был во многих разных странах. За выход из полона, государь, и за раны, и за сукно ему дано только пять рублев. То государево жалованье, живучи на Москве, проел, а ружья, государь, у него, Микифора, нет, против твоего, государева, недруга биться нечем. Ехать ему к войску на Дон не с чем. Пожалуй, царь, Микифора и отпусти его на Дон.
– Пожалуй, поверстай и отпусти Микифора на Дон.
– Дозволь и мне, царь-батюшка, без челобитной просить твоей милости, – смело сказал Томила.
– Проси.
– Для твоих скорых государевых вестей у меня, холопа твоего, на Усть-Деркулях пал конь. Коня я того покинул в степи. Цена коню шесть рублев.
– Ты малое просишь, – сказал царь. – Проси больше…
– Не смею. И того хватит.
– Выписать. Да, кроме того, выписать в дар пятьдесят рублев. Отдать с моей конюшни серого коня, дать англицкого сукна, да бархатный кафтан, да его валуйской невесте… Как звать ее?
– Евдокиюшка! – сказал Томила.
– На платье от меня и царицы Евдокиюшке.
– Великий государь! – захлебнувшись от счастья, сказал Томила, широко раскрыв глаза. – Милостивый государь, праведный, век благодарен буду. И на службу мою верную всегда надейся.
– Надеюсь!
Царь повелительно сказал Федору Лихачеву:
– Напиши-ка от нас царскую грамоту донским казакам с похвалою за их содействие к переходу ногайских мурз в наше подданство; напиши о назначении мурзам царского жалованья. И чтоб в грамоте непременно было сказано, что мы, великий государь, вас, атаманов и казаков, за вашу службу, что вы нам служите и ногайских мурз и улусных их людей к нашей царской милости призываете, жалуем, похваляем и хотим вас держать в нашем царском внимании. Вы доброе дело делали: перевозили их, суда покупали, и свою братью, казаков, перевозить посылали, давали им есть и пить в хорошую почесть, собирая со своей братии, казаков, деньги, покупали запасы, и вино, и быков, и баранов, и мед, и неводы рыбу ловить. Насильства никакого над ними не чинили. Мы, великий государь, по нашему указу за то велим торговым людям со всех городов ходить к вам безо всякой зацепки… Грамоту на Дон повезет Томила Бобырев. Жалованье наше царское в восемь тысяч рублев отвезет тоже он, И он же скажет там, чтоб к нам прислали лучшего атамана вскоре за хлебными запасами, за порохом и свинцом.
Царь повелел еще Федору Лихачеву собрать запасы хлеба, послать в дар войску Донскому с Воронежа новые суда для промысла на море. И велел еще царь Томиле Бобыреву, чтоб на Дону по-прежнему промышляли всем своим радением воинские вести и слали их в Москву почасту и немедля, днем и ночью, сухим и водным путем.
На Валуйки воеводе Федору Ивановичу Голенищеву-Кутузову была послана царская грамота об отправке на Дон Томилы Бобырева, везущего грамоту, чтоб он, воевода, дал ему в провожатые человека и отправил Бобырева обратно в Москву по возвращении с Дона.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Султан Амурат в этот день находился в особом расположении чувств. Сегодня ему исполнилось тридцать лет. И чем же встречал он эту великую годовщину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127