Все пушки были отбиты.
Федор Порошин и Иван Подкова срубили со стен четыре оттоманских знамени, сорвали их с древков и, скрутив жгутами, навязали на себя.
– Трохвеи! – гордо произнес Иван Подкова. – Пошлем царю-батюшке!
Два знамени срубил атаман и, подбросив их саблей Ивану Подкове и Федору Порошину, твердо сказал:
– Воевать надо не числом, а духом и распорядком! Хвала вам, братцы, и слава!
Обе бреши и пушки были в руках казаков. В крепости, как волки, попавшие в облаву, метались янычары.
Осип Петров бросил на помощь Карпову свежую сотню Ивана Зыбина. Янычары, прижатые к крепостным стенам и рвам, сдавались, покорно складывали оружие.
Казаки расставили отбитые пушки на раскатах, повернули жерлами на врагов, сгрудившихся вдали под натиском конницы. Зарядили. Старательно прицелились. Татаринов велел запалить фитили. Пушки грохнули.
Дрогнули небо, и степь, и крепость. Все заволокло сизым дымом. Вражеская рать дрогнула, шарахнулась, падая под копыта коней, затаптывая убитых и раненых, быстрой бежью понеслась к своему табору.
Турки больше не подступали к Тапракалову, думая, что там собраны все силы защитников.
Наступило короткое затишье. Осип Петров приказал немедля заделывать бреши в Тапракалове. Направил туда сотню казачьих женок на смену казакам под командой Варвары Чершенской. Работа закипела.
Томила Бобырев привел сотню пленных янычар, приказал им таскать кирпичи и камни, месить глину, заделывать бреши, убирать трупы.
Под грозным взглядом Томилы Бобырева и задорные крики казачьих женок турки спешно заделали бреши, поправили разбитые стены и валы, вынесли трупы за крепостные стены. Отбитые пушки перетащили за укрепления в основную крепость.
Казачьи женки, молча размазывая горькие слезы, похоронили погибших защитников у крепостной стены в одной братской могиле, поставили над нею простой деревянный крест.
Разъяренный Гуссейн-паша все не унимался. Он бросил к Ташканской стене конников Бегадыр Гирея и наемную немецкую рать.
Грозная, в железных латах и кованых шлемах, она подошла к стене. За нею, словно вал за валом, густо накатывалась отборная гвардия султана Ибрагима. Крепость молчала.
Наседая друг на друга, теряя железные щиты, враги лезли и лезли по штурмовым лестницам, как муравьи, забирались на стены. Кое-где нападающим уже удалось водрузить свои знамена. Но тут из крепости со стороны атаманского замка грозно ринулась казацкая лавина. На стенах разгорелась новая рукопашная схватка.
Над крепостью, не умолкая, стоял скрежещущий звон металла, гремели панцири и щиты. Тела убитых падали, как ураганом сваленные вековые деревья. Золоченые шлемы скатывались со стен, падали пищали, колчаны и ятаганы, выбитые из рук наступающего врага. Стены были обильно обагрены кровью.
Конники Бегадыр Гирея бросились назад, в ужасе прыгали со стен и штурмовых лестниц, сбивая наступающих немцев и янычар. Привычные биться конно, пешие татары на стенах и на земле были неповоротливы, беспомощны, трусливы.
Немецкие воины отступать не собирались. Они дрались, как разъяренные львы, раз за разом приступая к крепости. Их полковники, будучи весьма храбрыми и опытными воинами, без шума, ругани и крика, кои были обычными в турецкой армии, долго стояли недалеко от крепости, командуя боем и отдавая приказания. Но когда дрогнули и откатились татары, а за ними и отборная гвардия султана Ибрагима, полковники сами побежали к стенам, увлекая за собой наемную немецкую рать. Они поднялись на стены, стреляли в упор, рубились саблями жестоко.
Атаманы зорко следили за боем, умело командовали и расставляли свои силы. Они знали, что немецкая рать не выдержит стремительной рукопашной казацкой схватки.
Наум Васильев и Дмитро Гуня с казаками грозно бились на стенах, сбивая наседающих врагов. Казачьи женки всюду им помогали. Таскали камни и метко сбрасывали их со стен, швыряли горящие головни, выливали кипяток и смолу на головы лезущих врагов.
Изувеченные, ошпаренные люди с воплями падали со штурмовых лестниц, срывали с себя горящую одежду, катались по земле. Немцы лезли и лезли на стены. А казачьи женки, не уставая, подносили ведра с кипятком и выливали их на врага. Женки не боялись ни свиста вражьих пуль, ни огненных отравленных стрел, ни дикого рева нападающих. Их не устрашали разрывы каменных огненных ядер, яростные атаки татар, турок и немцев. Их разноцветные платья, платки и простые русские сарафаны мелькали по всей крепости. Отбивая вместе с казаками атаки, женки кричали своим мужьям:
– Бейтесь, бейтесь, родимые! У страха глаза велики! Переможем нехристей!
Немцы под командой своих начальников лезли не переставая и бились с невиданным упорством.
Перед немецкими полковниками словно из камней вырос Наум Васильев. Рядом с ним железным щитом встал Дмитро Гуня.
– Раз родила мати, раз и умирати! – воскликнул он и, словчившись, опустил саблю на закованного в латы врага.
– Вам со мной як з быком битися, да молока у нас в Азове не напитися! – добавил он уверенно. – Жил бы сибе дома и жил!
Второй полковник отпрянул от сверкнувшей сабли Наума Васильева и, дико крича, рухнул со стены навзничь.
Запорожец с длинным оселедцем, шагая грозно по стене, говорил:
– Пусти его, нехристя, в хату, то и на пичь зализе. Гляди, братан, русский Иван, в оба! Коли мы с тобой врагу сунем саблю в ребро – то людям будет добро! Шаблюкой его, поганого, шаблюкой!
Немецкая рать, потеряв своих начальников, повернула вспять.
В первый день штурма Азова совершилось чудо. И турецкая, и татарская, и наемная немецкая рать в страхе побежали от крепости, оставляя на поле боя тысячи убитых и раненых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127