Потом взял с каждого клятву, что никто не откроет нашей тайны ни отцу, ни матери, ни наяву, ни во сне, ни под угрозой, ни под пытками.
Шурка Кузнецов и Пашка Бочкарев произнесли клятву громко и торжественно, а Ванька Махневич – еле ворочал языком.
Мы только и разобрали:
– Ни отцу, ни матери…
Вдруг Шурка Кузнецов нахмурился и спросил:
– А зачем это Гаврик с Мишкой Шевченко пошел?
– В отряд его звать, – сказал я.
– Мишку в отряд?
– А что?
– Так у него же брат офицер. Шкуринец. Я сам видел, как он к ихнему дому на коне подъезжал. В погонах золотых и волчий хвост на башлыке. Пропали мы теперь!
– Подожди, Шурка, – сказал я. – Может, Гаврик еще не говорил с ним. Бежим искать их.
Мы все четверо побежали по поселку.
Уже темнело.
– Гаврик! – кричали мы на всю улицу. – Гаврик!
Мы наткнулись на Гаврика у Кондратьевских номеров. Он шел один.
– А где Мишка? – спросил я тревожно.
– Домой пошел.
– А ты ему сказал?
– Сказал.
– Ну, брат, беда теперь. Нарвались на шкуринца.
– На шкуринца? – переспросил Гаврик. – Где же вы нарвались?
– Да не мы, а ты на Мишку нарвался. У него же брат офицер.
Гаврик так и присел.
– А ведь и верно!.. Вот черт, как же это я промахнулся? – сказал он и хлопнул себя ладонью по лбу. – То-то он вилял… Мы, говорит, офицеры, за неделимую единую… Я даже сперва и не понял, чего это он плетет.
– Ну, теперь рассуждать нечего, – сказал я. – Беги, разыщи Мишку и скажи ему: «Я, мол, тебя проверял – большевик ты или кадет. Хорошо, что ты не согласился в отряд идти. А то бы я сразу тебя атаману представил. Ну, а теперь я вижу, что ты наш, самый настоящий офицер-казак». Так и скажи ему.
– Он поверит, – поддакнул Шурка.
Гаврик рванулся и сейчас же пропал в темноте. Слышно было только, как он шлепал по мерзлым лужам.
Мы долго стояли у Кондратьевских номеров под навесом и прислушивались к каждому шороху вдали.
Наконец услышали топот – кто-то бежит. Это он, Гаврик.
Мы кинулись к нему навстречу.
– Ну, что?
– Все сказал, что надо.
– А он?
– Поверил дурак.
Мы облегченно вздохнули и молча пошли домой.

Глава XIII
ДЕПОВСКИЕ ОРГАНИЗУЮТСЯ

– Где ты вчера пропадал? – спросил меня Васька, когда на другой день к вечеру мы встретились во дворе.
– Дело было, – сказал я.
– Какие же у вас дела без меня? – обиделся Васька. – Я ведь первый в отряд записался, а вы меня обходите.
– Брось, Васька, не скули. Что же мы – целым табуном всякий раз ходить будем? Этак мы весь отряд скоро провалим.
– А с кем ты ходил? С Андреем небось?
– Нет, с Гавриком.
– А что же вы с ним делали?
Я нагнулся к Ваське и сказал тихо:
– Еще троих в отряд записали: Шурку Кузнецова…
– Этот годится, – сказал Васька.
– Пашку Бочкаря…
– И этот сойдет. А еще кого?
– Ваньку Махневича.
– Лапша, – сказал Васька. – Ну куда его, к черту, в отряд? Он с винтовкой заснет где-нибудь.
– Ничего, мы его живо разбудим.
– У вас, видать, другого дела нет, как Ваньку Махневича будить. Ну, я пошел. У меня тоже дело есть, поважнее вашего.
И Васька, заложив руки за спину, быстро зашагал к воротам.
– Эй, Васька! – крикнул я.
– Чего тебе?
– Куда ты шагаешь?
– Что же – я тебе кричать на весь двор буду? Ты подойди сюда – тогда и скажу.
Видно было, что ему самому очень хотелось поскорей рассказать мне свои дела.
Я подошел.
Васька огляделся кругом и сказал шепотом:
– В тупик иду, к Порфирию…
– Зачем? – спросил я, тоже шепотом.
– Отец велел привести его к нам. Поговорить хочет…
– А ты ему все рассказал?
– Все, только про наш отряд не говорил. Чуть было не сказал, да подумал – ругать будет.
– Ну, а он что?
– Пойдем, по дороге расскажу.
До самого стрелочного поста мы шли с Васькой молча.
Как только я принимался говорить, Васька махал кулаком:
– Молчи!
И только пройдя будку, Васька стал рассказывать. Илья Федорович не сразу поверил Ваське насчет красноармейца. Думал, Васька либо во сне это видел, либо просто заливает.
А Васька не отстает:
– Скажи, что красноармейцу передать? Соберешь ты деповских или не соберешь?
Ну, Илья Федорович, чтобы отвязаться от него, говорит:
– Хорошо, соберу. Только дай мне после работы руки вымыть, видишь, в мазуте все.
Васька подождал, пока отец помоется, и опять за свое:
– Когда же красноармейца звать?
Илья Федорович видит, что Васька не зря болтает, и говорит:
– Да зови хоть сейчас. Только подальше от станции держись да порознь идите, а то и сам влопаешься и его выдашь. А сперва, говорит, сбегай за Леонтием Лаврентьевичем и за Репко, а за Ильей Ивановичем (это моего отца так зовут) я сам зайду.
– А ты уже бегал? – спросил я Ваську.
– У каждого по три раза побывал, все никак дома застать не мог. Насилу добился.
Мы подошли к тупику.
В сумерках товарные вагоны были похожи на черные дома без дверей и окон.
Мы шли по путям, спотыкаясь о каждую шпалу.
Ощупью отыскали лестницу, которая вела на чердак. Васька задрал голову, посмотрел в темнею дыру чердачной двери и сказал:
– Лезь ты, я покараулю.
Я полез по лестнице, держась за перила, уцелевшие только с одной стороны. С площадки заглянул в дверь – на чердаке никого не было видно.
Я позвал шепотом:
– Порфирий…
Никто не откликался из темноты.
– Порфирий! – сказал я громче.
– Чего кричишь? – спросил снизу Васька.
– Его здесь нету, – сказал я, перегибаясь через перила площадки.
– Да ты на чердак войди. Он прячется, наверно, – прошептал Васька.
Я протянул руку вперед и шагнул на чердак. Доски подо мной заскрипели. Я остановился. Постоял немного и шагнул еще раз. Ноги у меня запутались в чем-то колючем, шершавом, – должно быть, в соломе, – я споткнулся и упал лицом вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53