Сам не знаю, как закричал не своим голосом:
– Васька!
Никто не ответил снизу. Только кто-то быстро-быстро зашлепал по шпалам.
Я кое-как добрался до двери и скатился вниз по лестнице.
Васьки не было. Струсил, удрал!
Долго искал я его по всему тупику, бродя от платформы к платформе. Вдруг вижу – над самой дальней засветился огонек. То вспыхнет, то пропадет. То маленький, как точка, то побольше, как глазок фонаря.
Я прислушался – кто-то разговаривает. Голоса будто знакомые. Один хриплый, другой тоненький. Кто же это может быть? Васька! Его голос! А с кем это он разговаривает?
Подхожу ближе – на платформе сидит Порфирий; он свесил ноги и курит. А перед ним на шпалах стоит Васька.
– А ты чего это на чердаке крик поднял? Струсил, что ли? – спросил Васька, когда увидел меня.
– А ты чего лататы задал? От храбрости, что ли?
– Со всяким это бывает, – сказал красноармеец. – И не так еще испугаешься, когда темнота кругом этакая.
– Ну, что же? Пойдешь, Порфирий? – спросил Васька у красноармейца.
– Надо пойти.
Порфирий тяжело спрыгнул с платформы и закряхтел.
– Ну-ка, ребята, подайте мою палку, – сказал он. – На трех ногах скорее доберусь.
И он заковылял за нами по шпалам и рельсам тупика.
На площади перед вокзалом топтался у фонаря верховой. Он был в черной лохматой бурке, из-за плеча торчало дуло винтовки.
Порфирий остановил нас на углу:
– Надо нам врозь идти, а то попадете со мной к чертям в зубы.
– Да ты же дороги не знаешь, – сказал Васька.
– А я вас не упущу. Только если остановит меня патруль, вы уходите.
– Нет, – сказал Васька, – мы тебя не бросим.
– А если вас казаки сгребут заодно со мной, знаете, что за это будет?
– Не маленькие, знаем, – сказал Васька.
– Ну, ладно, сыпьте. А я за вами следом. Только не оглядывайтесь.
Мы с Васькой пошли через площадь. Шагаем и прислушиваемся, идет ли за нами Порфирий.
За спиной у нас залязгала копытами лошадь.
– У, чертова худоба! – крикнул казак и свистнул плеткой.
Неужели заметил Порфирия?
Лошадь затанцевала по булыжнику и притихла.
Нет, не заметил. Все в порядке. Красноармеец, прихрамывая, идет за нами.
У ворот нашего дома мы остановились. Порфирий не разглядел нас в темноте и прошел мимо. Я догнал его и дернул за рукав:
– Сюда!
Васька тихо открыл калитку и заглянул во двор. Во дворе не было ни души.
– Чудаки вы, ребята, – сказал красноармеец, когда калитка захлопнулась за нами. – Темноты испугались, а виселица вам нипочем – с красноармейцем по улице гуляете.
Скрипнула дверь. На крыльцо вышел Илья Федорович.
– Привел, – сказал Васька.
Илья Федорович наклонился к самому лицу Порфирия.
– Красноармеец? – спросил он. – Какого отряда?
– Балахоновского.
– А как же ты отстал?
– В ногу ранили…
– Ивана Капурина в отряде знал?
– Ивана Захарыча? – спросил Порфирий. – Ну, конечно, знал.
Илья Федорович подумал немного и сказал:
– Постой. Кто еще из наших железнодорожников у Балахонова был?.. Шурку Олейникова знаешь?
– Как же не знать! Его на Крутой убили.
– Ну, заходи, – сказал Илья Федорович и пошел к двери.
Мы с Васькой хотели было шагнуть за красноармейцем, но Илья Федорович остановил нас:
– Погоди, ребята. Мы там поговорим немножко, а вы покараульте. Если кто чужой, в дверь стукните.
Мы попробовали спорить, но Илья Федорович только показал нам на крыльцо рукой:
– Тут сиди!
Потом Илья Федорович открыл дверь и пропустил красноармейца.
Мы успели заглянуть в комнату.
Там у стола сидел на табуретке мой отец и перебирал колоду карт. Напротив него сидел Репко, молодой рабочий, слесарь из железнодорожного депо. У окна стоял, поглядывая на двор, Андрей Игнатьевич Чиканов.
– Что они – в карты собрались играть, что ли? – спросил я Ваську, когда мы остались одни.
– А кто их знает, может, и в карты. Тоже умные. Послать послали, а пустить не пускают.
В это время кто-то открыл калитку. Васька пулей метнулся к двери.
– Стой, Васька, – сказал я. – Не стучи. Это Леонтий Лаврентьевич.
Васька перевел дух.
– Фу ты черт, а я думал – офицер какой или казак.
По двору грузно шагал дорожный мастер.
– Здравствуйте, Леонтий Лаврентьевич, – выскочил к нему навстречу Васька. – Мы уже привели красноармейца. У нас сидит.
– А вы что тут в темноте болтаетесь? – спросил Леонтий Лаврентьевич.
– Сторожим, – сказал Васька. – Как бы какой офицер не забрел.
– Ну-ну, смотри в оба.
Леонтий Лаврентьевич похлопал Ваську по спине и пошел в комнату. В комнате громко заговорили, – видно, обрадовались гостю. Потом все опять стало тихо.
Мы с Васькой сидели на крыльце и разглядывали небо: слева – темные тучки, справа – звезды. Было очень скучно. Васька сопел и ерзал на ступеньке.
– Знаешь, Васька, – сказал я, – ты немного покарауль, а я слушать буду. Нечего вдвоем тут сидеть.
– Нет, ты лучше посиди, а я послушаю, – сказал Васька.
– Нет, это неправильно, – сказал я. – Квартира ваша, ты и должен ее караулить…
Ваське нечего было ответить. Он остался на крыльце, а я присел на корточках перед дверью и прилип к замочной скважине.
Говорил Леонтий Лаврентьевич:
– Тебя никто вешать не собирается, Андрей Игнатьевич. Ты дорогу большевикам не чинил. А меня вот каждый день к коменданту тянут: как да чего, да кто с красными ушел? И в депо тоже покоя нет. Над каждым рабочим казак с плеткой стоит. Разве это жизнь? Ну, доведись им отступать, я им всю дорогу перековыряю.
– Перековыряешь! – жалобно говорил Чиканов. – Они тебя живьем из рук не выпустят. Ты и не пикнешь. Видал вон, говорят, в станице качели какие поставлены?..
– Не пугай, – оборвал его Илья Федорович. – Не все такие пугливые, как ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53