Мы приоткрыли дверь и осторожно, один за другим, пролезли в комнату. Корнелюк стоял около стола и разматывал толстую проволоку. Репко, примостившись у подоконника, разворачивал какой-то чертеж.
– Гляди сюда, – сказал он Илье Федоровичу. – Вот Бондаренкова будка, а тут откос…
– Вижу, – сказал Илья Федорович. – Только погоди. Зачем это ребята сюда набились?
Мы все попятились к дверям. Только Андрей вышел вперед и сказал:
– Дядя Илья, а ты знаешь, что «Победа» на Курсавку выходит?
– Вот черти! – засмеялся Илья Федорович. – Прежде нас все узнают… Ну ладно, оставайтесь. Все равно от вас никуда не скроешься. А ты, Гришка, слетай за отцом. Чего он там в канаве копается?
– В какой канаве?
– А в депо.
Я пулей понесся в мастерскую. Отец сидел, скрючившись, под вагоном и колотил по рессоре молотком.
Я полез к нему под колеса.
– Отец, – зашептал я, – тебя Илья Федорович зовет, иди скорее.
Отец стукнул еще несколько раз молотком и осторожно вылез из-под вагона.
– И чего суматоху подымают? Все экстренности…
Он неторопливо собрал инструмент и пошел за мной. Когда мы вошли во двор, Илья Федорович выносил из сарая десяток болтов.
– Долго ждать себя заставляешь, – сказал он моему отцу.
– Скорее не мог, – ответил отец угрюмо. – Надо было непременно рессору переменить. Да нескладная попалась, не отвинчивается. Я и так и этак… И молотком пробовал, и зубилом. Не идет окаянная!
– А ты бросил бы. Чего ради старался?
– Я и бросил, – сказал отец.
В комнате у Ильи Федоровича было навалено всякого инструмента: разводные ключи, ломы, болты, гайки.
Васька сидел на корточках и отвинчивал гайки от болтов.
– А где Андрей и Сенька? – спросил я.
– За Порфирием пошли, – шепнул Васька. – Сейчас приведут его. Ну и дела тут делаются! Взрывать дорогу хотят…
– А чем взрывать будут?
– Чем-нибудь да взорвут, – сказал Васька.
– А инструмент зачем?
– Подкоп делать.
– Подкоп? – спросил я. – А к чему же тогда болты?
Васька ничего не ответил. В эго время дверь отворилась и вошли Порфирий с Андреем и Сенькой.
– Здравствуй, дядя Порфирий, – обрадовался Васька.
– И ты тут? – спросил мимоходом Порфирий.
Сразу же Порфирия обступили Илья Федорович, Репко, Корнелюк, мой отец. Заговорили вполголоса. Репко держал перед собой развернутый планчик и тыкал в него пальцем.
– Вот тут подъем, – говорил он. – Значит, надо решить, в каком месте разбирать.
– Ясно, у Бондаренковой будки, – сказал Корнелюк. – Сегодня же ночью и пойдем.
– У Бондаренковой будки ничего не выйдет, – сказал Репко. – Смотри, какой тут большой подъем. Паровоз только ткнется носом и сразу же остановится. А если и залезет на щебень бегунками, так долго ли рабочих вызвать из Невинки? Поднимут его домкратами, дернут сзади – и все в порядке.
– Ну, а если пониже – вот тут разобрать?
– Ниже – уклон мал. Скорости не наберет. Нужен такой угол вниз, чтобы он летел ко всем чертям верст семьдесят без передыху.
– А ниже еще хуже, – сказал Корнелюк.
– Ты думаешь? – спросил Илья Федорович. – Понял, видать! А еще железнодорожник! Ну, смотри сюда. Вот станция Киан, а вот семнадцатая верста. Что – есть тут уклон или нет? Ну, то-то ж… Вот здесь и разбирать надо.
– Верно, – обрадовался Репко. – Здесь совсем просто его под откос спустить. Только один рельс вывернуть.
– Значит, порешили? – спросил Порфирий. – На семнадцатой. Ну что ж, так и сделаем…
В это время в коридоре хлопнула дверь.
Все насторожились. Репко сунул планчик в карман.
Дверь хлопнула еще раз.
– Это ветром, – сказал Илья Федорович.
Репко вынул планчик из кармана.
– Ну, кто же на семнадцатую идет? – спросил Порфирий.
– Я, – вызвался Репко. – Да и все пойдут.
– Нет, – сказал Порфирий. – Всем нельзя. За вами, деповскими, тут в четыре глаза глядят.
– Во все восемь, – сказал Корнелюк. – Меня каждый день от водокачки до самой квартиры провожают. Одного лохматого я в лицо знаю. Даже здороваюсь, когда встречаемся.
– Ну вот, значит, тебе идти нельзя. А другие как?
– Другие? – переспросил мой отец. – Да и за другими смотрят. Тем более если деповские по путям с инструментом шататься будут. Каждый сторож поинтересуется: чего, мол, деповских по путям черти носят? Там ведь свои рабочие есть, путейские.
– Так, – сказал Илья Федорович, – значит, как до дела дошло, так, выходит, и идти некому…
– Да черт их дери! – крикнул сорвавшимся голосом Репко. – Пусть следят, все равно путь разберем. Я хоть сейчас готов… Да и ты, Илья Федорович, дома не усидишь.
– Не торопись, – перебил его Порфирий. – Ты-то уж первый у них на заметке. Все дело только провалишь. А мы сделаем вот что. Я пойду один. Меня тут ни одна собака не знает. Это раз. Пропадать мне все одно, что на чердаке, что на путях, – это два. А вернее всего, мне к пропадать не придется.
– А ежели тебя на путях кто зацепит, ты что скажешь? – спросил Корнелюк.
– Инструмент покажу – вот и все. Путейский, мол, чернорабочий, из Калуги нонче приехал.
– Да тебе одному разве справиться? – сказал Репко. – Ты и инструмента не донесешь. А ведь тебе и лом нужен, и ключ разводной, и кувалда, и болты с гайками. А нести все это целых семнадцать верст с горы на гору. Да и на месте помощь нужна – то отвинтить, то придержать, то ломом поддеть, то кувалдой ударить…
– Товарищ Порфирий, – сказал Андрей.
Все обернулись к нему. Андрей стоял вместе с нами около дверей и давно пытался что-то сказать, да его не слушали.
– Товарищ Порфирий, у меня брат на путях работает…
– Ну так что? – спросил Порфирий.
– Так вот я ему несколько раз инструмент на линию носил… Значит, и теперь вполне свободно могу пронести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53