Шли и оглядывались.
– А интересно, как это оно получается? – говорил Андрей. – Один идет за красных, другой за белых. За красных ясно почему идут, а вот за белых… Гришка, как думаешь, почему казаки за белых пошли, а?
– Да не схотели за красных.
– Тоже придумал – не схотели, – сказал Андрей. – Какой им интерес за красных идти? У них земли-то сколько! Вот они за буржуев и тянут. У Хаустовых во дворе и молотилки, и косилки, и пчел по шестьдесят колодок – что ты думаешь, пойдут они за большевиков?
– А почему же Степан Замураев за белых пошел? – сказал Васька. – Он ведь деповский рабочий. У него ни земли, ни пчел.
– Так он… Так он по своей воле, – неуверенно ответил Андрей и, посмотрев на меня, сказал: – Кто его знает, почему он к белым пошел… Может, он у белых выпытать чего хочет?
Мы сбежали на дно воронки, развороченной снарядом, и уселись на рыхлую землю.
– Я слыхал, что у красных организации такие есть, – сказал Андрей, ковырнув сапогом ком земли. – Они что хочешь сделают… Никого не боятся.
– А ты откуда это знаешь? – спросил Васька.
– Знаю. Дядя Саббутин говорил. Он говорил, что у большевиков существует такая коммунистическая партия. Она-то и есть самая боевая.
– Не видал я ее чего-то, – сказал Васька. – Большевиков видал и красноармейцев боевых видал, а коммунистическую партию – не приходилось.
– Ты что же, Васька, Саббутина не видал? Ведь дядя Саббутин и есть коммунист.
– Да что ты? – удивился Васька.
– Ну да… А как вы думаете, ребята, может, и нам организовать такую коммунистическую партию или отряд, что ли? Чтоб он боевой был.
– Отряд? – сказал Васька. – Это дело. Станцию заберем, пакгауз…
– Погоди забирать, – перебил Андрей. – Еще и оружия нету. Вот разыщем винтовок, патронов, разнесем по домам…
– Не хочу! – громко крикнул Васька и вскочил на ноги.
– Чего не хочешь? – спросил Андрей.
– Винтовку не хочу. Принесешь домой, а куда ее сунешь? Отец как найдет, так всыплет тебе пороху. Три дня помнить будешь.
– Ну, пошла слеза, закапала, – буркнул Андрей. – Еще не били, а он уже за штаны держится. Подумаешь, всыплют раз. Впервой тебе, что ли? Раз побьют, в другой раз не станут. Зато дядя Саббутин вернется, так что ты думаешь, он тебе спасибо не скажет?
– Все равно не согласен, – сказал Васька и стал карабкаться наверх. Он вылез из воронки и тихонько пошел по полю, сбивая ногой земляные кочки и высохший бурьян.
Я и Андрей тоже выбрались из ямы.
Мы шли молча и разглядывали все, что валялось в степи. Набрели на оставленную в канаве повозку, у которой было сломано заднее колесо, и стали его разбирать.
Андрей снял люшню колеса, вынул шкворень и выкатил на бугор потрепанный передок.
– Вот коня бы… – сказал Васька и чихнул.
– А это что?.. Разве это не конь? – Андрей ухватил за хвост вороную лошадь, которая лежала на боку рядом с повозкой.
– Дохлый! Кому он нужен? – протянул Васька. – И ноги одной у него нет.
Я нашел огромное колесо от казачьей брички и катил его по дну канавы. Вдруг колесо на что-то наскочило. Я нагнулся – на земле валялся бинокль, весь облепленный грязью.
– Ребята, сюда! – крикнул я. Андрей и Васька бросили дохлую кобылу и подбежали ко мне.
Андрей, как коршун, набросился на бинокль.
– Ты где взял? Это полевой, военный! Вот это здорово! Без бинокля отряду никак не обойтись.
Мы стали крутить рубчатое черное колесико, раздвигать и сдвигать трубки. Смотрели на горы, на повозку, на дохлую кобылу. Смотрели с обоих концов. В маленькое стекло посмотришь – кобыла больше слона, в большое – меньше мухи.
Пока мы с Андрейкой рассматривали в бинокль кобылу, Васька ковырялся в земле. Вдруг он закричал;
– А я тоже что-то нашел, получше вашего!
И он поднял над головой два револьвера – в правой руке наган, в левой браунинг.
– Во!
Андрейка кинулся к Ваське:
– Давай меняться! Нам с Гришкой револьверы, а тебе бинокль. Наблюдателем в отряде будешь.
Васька отступил назад и спрятал револьверы за спину:
– Ишь ты! За две штуки одну.
– Как же одну? – сказал Андрей. – Ведь в бинокле-то две трубки? Чего ж тебе надо?
Васька подумал и отдал револьверы. Андрей взял себе большой, тяжелый наган, а мне сунул в карман маленький плоский браунинг.
Скоро мы дошли до бугра в степи. Дальше идти мы не решились.
За бугром лежали вповалку на животе, на спине, с раскинутыми руками люди в шинелях, в гимнастерках, в морских бушлатах. Ветер нес оттуда густой, тяжелый смрад.
– Пошли домой, ребята, – торопливо сказал Андрей.
Мы побежали к поселку.

Глава IV
АГИТПУНКТ

Одиноко и сиротливо стоит железнодорожная станция. От сильного ветра качаются на железных тросах керосиновые фонари. И, шатаясь так же, как фонари, бродят по платформе пьяные шкуринцы.
Седьмой день по-новому живут станция, притаившийся поселок и буйная станица.
В верхнем этаже станционного дома, там, где несколько дней назад был комитет железнодорожников, теперь в левом углу стоят черные знамена, а у знамен вытянулся часовой. Рядом со знаменами висит на стене широкая карта с трехцветными флажками. Самый верхний флажок воткнут посредине карты, чуть ли не под самой Москвой, а нижний флажок склоняется над Воронежем.
Жители поселка не заходят в эту комнату – нечего в ней делать. Разве что кому придет охота посмотреть на хвастливые трехцветные флажки, которые ретивый офицер из штаба натыкал куда попало по всей карте. К этому времени белые откатились уже от Харькова, а трехцветные флажки красовались выше Тулы.
Офицеры тоже не заходили в эту комнату. Непонятно было, зачем стоит одинокий часовой у черных, завернутых в клеенку знамен и зачем повешена карта вымышленных побед белой армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53