Никаких строгих положений на этот счет, видимо, не было, потому что на другой же день пятеро стрекозинцев – Рущинский, Щегоцкий, Филиппов, Дубинин и я – перешли в спортобщество завода АМО (будущее «Торпедо»). Взяли нас в первую команду без звука, хотя никто на автозаводе не работал. Василий Смирнов (!) и Александр Мышляев ушли в «Динамо». Евгений Елисеев, который давно уже перешел в первую команду «Трехгорки», вынужден был уехать в Ленинград.
Остальные составы нашего клуба подверглись очищению от инопроизводственных элементов, но в какойто мере все же сохранились – на счастье, в них оказалось много работников фабрики.
Общий результат плачевный: в том сезоне «Трехгорка» проиграла всем, кому только могла, заняла последнее место и перешла в нижнюю группу.
Такая же судьба постигла и команду «Пищевик» – ту, что носила сперва грозное имя ЗКС, потом «Красная Пресня», что родилась вместе с российским футболом – главного соперника «Стрекозы» – «Райкомвода» – «Трехгорки». Ненужными оказались братья Старостины, Артемьевы…
Разрушениям подверглись и многие другие клубы. Нетронутыми остались «Динамо» и ЦДКА. Отсюда-то и пошло их преимущество, ставшее на долгие годы традиционным. Судьба способствовала их будущему лидерству.
В 1932 году неожиданно поднялся вопрос: а что делают спортсмены на ниве общественной деятельности? Чем они заняты? Читают ли лекции, передают ли свой опыт, ведут ли организационно-пропагандистскую работу в цехах, отделах? Если нет, то какие же они спортсмены и что толку от их высокого мастерства? Атлет прежде всего должен иметь общественное лицо, а потом уже все остальное.
Нас. часто приглашали на предприятия и для встречи с работниками, и для консультаций по физкультурной работе, и нередко для того, чтобы просто провести тренировку в местной футбольной команде. Никто из нас, разумеется, никогда не отказывался. Делали это с удовольствием, поскольку над нами не довлела обязанность и поскольку чувствовали, что в нас действительно очень нуждаются.
Но доброе дело превратили в повинность. Где повинность, там и отчетность. А чтобы добиться высокой отчетности, ввели еще один «спортивный» принцип: команда первой группы должна иметь визу Московского совета физкультуры на игры в первенстве. Без нее коллектив в розыгрыш не включается. А визу давали только тем командам, которые показывали большую общественную работу.
В игре, именуемой «футбол», футбол ушел на второй план. Предлагалось состязание в искусстве составить самый длинный и бойкий отчет. Не знаю, насколько подняло это общественную работу, но очковтирательство наверняка. Спортсмены жили с чистой совестью. Они говорили: мы все свои силы и свободное от работы время отдаем спорту. И делаем это на общественных началах. Что же еще нужно? А между тем в наших сутках все те же двадцать четыре часа…
Прежде всего это был выстрел по спортивному энтузиазму. Футболисты сникли. От любимого увлекательного футбола повеяло казенщиной, а стало быть, скукой. Во многих командах стали приобретать влияние лица, утверждавшие себя не столько мастерством, сколько общественной работой. Футбол становился в тягость, участились пропуски тренировок, неявки на игры и прочие нарушения дисциплины.
На одном из заседаний МСФК был приведен пример, в котором отмечено 68 случаев нарушения дисциплины за два дня: опоздания на игры, участие незаявленных игроков, удары по ногам и даже площадная брань на поле. МСФК сделал вывод, что главный поставщик нарушений – коллектив «Освобожденный труд», и снял его с розыгрыша первенства.
…Но у футбола здоровый, крепкий, спортивный организм. Он хорошо справился с болезнями и, проскочив эту полосу недугов, – кстати, не столь уже широкую, – продолжал набирать свою буйную силу.
Признаюсь, я воспринимал свою футбольную судьбу в эти времена без особого драматизма в душе. Хотя мои потери, особенно те, что связаны с разгоном «Стрекозы», были весьма велики. Может быть, больше, чем у многих моих товарищей. Я, скажем, в последние годы пребывания в «Трехгорке» осуществил свою давнюю мечту – перешел из нападения в полузащиту (вместо Федора Селина, который перебрался в «Динамо»). И получил в этом амплуа весьма высокое признание – особенно прессы, которая со свойственной ей вечной щедростью на эпитеты расточала комплименты в мой адрес.
Как видите, «Стрекоза» распалась в момент, когда мой спортивный авторитет изрядно подрос… Однако я не могу сказать, чтобы сильно оплакивал собственные потери. Дела мои, связанные с искусством, складывались много счастливее. И радость по этому поводу отчасти перекрывала горечь, вызванную спортивными неудачами.

Мы – «синеблузники»




Оглядываясь назад, вспоминая прошлое, я иногда переживаю мгновенное, но болезненное, пронизывающее чувство: мне приходит в голову мысль, что за всю довольно долгую жизнь не то что дома не построил – гвоздя не произвел. Всю жизнь играл. Играл на сцене, играл на футбольном поле… Но чувство это отступает, мало того, сменяется удовлетворением, гордостью, как только начинаю думать об этом более углубленно.
Я полагаю, что, не производя материальные блага, занимался все-таки созиданием самой ценной, самой тяжелопроизводимой, самой долговечной продукции. Я думаю, что прогресс в материальной сфере дается людям куда проще и легче, чем он же в духовной. Мало того, я думаю: духовные накопления приносят людям гораздо больше пользы, чем материальные. Они, духовные, намного быстрее и основательней приближают человечество к тому вожделенному совершенству, за которое оно бьется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67