Так что прошло достаточно много времени, прежде чем я приметил Долли Тальбо. И тогда я влюбился…
Представьте себе, что она испытывала, когда я впервые появился в ее доме – шумный и любознательный пацан одиннадцати лет от роду. Едва заслышав мои шаги, она старалась не попадаться мне на глаза, или же, когда не было возможности избежать встречи со мной, она как будто сворачивалась, уходила в себя, как большой цветок сворачивается в бутон. Она была из тех людей, что могут быть незаметными и как бы слиться с любым предметом в комнате, с тенью в дальнем углу, кто может сделать свое присутствие абсолютно незаметным. Она носила самую бесшумную обувь, скромнейшие девичьи платья до пят. Хотя Долли была старше Верины, она, казалось, была так же, как я, приживалкой в этом доме. Направляемые и удерживаемые силой личности Верины, мы, все остальные, как бы вращались каждый сам по себе в имении Тальбо.
На чердаке, где находилось что-то вроде хранилища старых манекенов из магазинов Верины, некоторые доски перекрытия были неплотно подогнаны друг к другу, и сквозь щели между ними я мог разглядывать сверху внутреннее убранство почти каждой комнаты. Комната Долли, в отличие от других помещений и комнат дома, набитых массивной, внушительных размеров мрачноватой мебелью, содержала лишь кровать, трюмо и кресло. Достаточно скромно, можно было подумать, что здесь живет прислуга, но одно лишь бросалось в глаза – все вокруг в комнате было раскрашено в кричаще розовый цвет, даже полы. Всякий раз, когда я шпионил за Долли, она обычно занималась одним из двух своих излюбленных занятий: либо она, стоя у зеркала трюмо, садовыми ножницами подстригала свои и без того короткие, рыжеватые, с проседью волосы, или же была занята тем, что выводила что-то карандашом на листах грубой бумаги фирмы Кресс, при этом имела обыкновение смачивать языком кончик карандаша, иногда выговаривая вслух некоторые предложения из того, что она писала. Как, например: «Не ешьте сласти типа конфет, а соль убьет вас наверняка».
Теперь я могу сказать вам, что она писала письма. Но сначала ее корреспонденция была для меня загадкой. Вдобавок ее единственной подругой была Кэтрин Крик, и больше никого Долли не хотела видеть и покидала дом лишь раз в неделю, когда они с Кэтрин ходили в Приречные леса, где собирали компоненты для какого-то снадобья от водянки, которое затем варилось и разливалось по бутылкам под руководством Долли. Позже я обнаружил, что у Долли есть клиентура по всему штату и именно своим клиентам она и писала нечто вроде инструкций по применению этого лекарства.
Комната Верины имела выход на комнату Долли через коридор и была оформлена как служебное помещение. Огромный письменный стол, стеллажи с гроссбухами, полки с папками. После ужина Верина обычно надевала зеленые наглазники и принималась за всевозможные подсчеты своих текущих операций, отдаваясь им всецело, допоздна, пока не погаснут фонари на улице, лишь мелькали с шелестом страницы ее бухгалтерских и прочих деловых книг.
Хотя Верина была в нормальных, дипломатически корректных отношениях со многими, у нее не было никаких мало-мальски близких друзей. Мужчины побаивались ее, а женщин она, казалось, побаивалась сама. Несколько лет тому назад она была очень привязана к молоденькой блондиночке Моди Лоре Мерфи, что проработала недолго на почте и вскоре вышла замуж за розничного торговца спиртным из Сент-Луиса. Верина страшно горевала тогда и публично заявляла, что жених никчемный человек. Однако для всех стало сюрпризом то, что она подарила новобрачным медовый тур на Гранд-каньон.
Моди и ее муж больше не вернулись в городок, они открыли бензозаправку у самого Гранд-каньона и время от времени посылали Верине свои фотографии. Верину эти фотографии радовали и печалили – бывали ночи, когда она не прикасалась к своим гроссбухам, а лишь сидела в кресле, обхватив руками голову и глядя на фотографии Моди, разбросанные по столу. Внезапно она могла смести их подальше от глаз и сновать затем по комнате, в возбуждении и не зажигая света, а потом вдруг раздавался ее крик, короткий, приглушенный, сдавленный, словно она споткнулась или упала в темноте. Попасть в ту часть чердака, что находилась над кухней, было наиболее трудно, ибо проход был забит тюками хлопка. Кухня представляла для моих шпионских наблюдений наибольший интерес – она была именно тем местом, где текла настоящая жизнь дома и где Долли проводила почти все свое время, болтая со своей подружкой Кэтрин Крик. Кэтрин Крик еще ребенком-сиротой была нанята для подсобных работ в доме мистера Юрая Тальбо, и так они и росли все вместе – сестры Тальбо и Кэтрин.
Они еще успели пожить на старой ферме Тальбо, которая сейчас стала железнодорожным депо. Кэтрин величала Долли не иначе как Долли-дорогушей, зато Верину она называла Той Самой. Кэтрин жила на задворках дома Тальбо, в маленьком домике с оцинкованной крышей, в домике среди подсолнухов и трилистников каролинских бобов. Она утверждала, что она индейская женщина, на что люди реагировали с затаенной ухмылкой, ибо Кэтрин была черна как ангелы Африки. Но тем не менее она настаивала на своем и даже одевалась как индианка – во всяком случае она носила бусы из бирюзы и накладывала на лицо огромное количество косметики. Большинство ее зубов уже бесследно исчезло, и во рту она постоянно держала кусок хлопковой набивки, которую жевала, и Верина выговаривала Кэтрин в том духе, что раз уж ты не можешь произнести ни одного отчетливого звука, то почему бы не пойти к доктору Крокеру и не вставить себе немного зубов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43