Люди глядели на них с осуждением, но никто не делал им замечаний. В них нуждаются… Из-за свеклы. Среди них была одна блондинка, совсем молоденькая, соблазнительная… ее голые коленки, между юбкой и сапогами, были неотразимы. Видны были и ляжки. Чтобы показать себя, она расхаживала взад и вперед, ни на кого не глядя… У нее был хриплый голос. Толпа расступилась.
– Почему бы вам самой не написать книгу об эмиграции, – сказал Дювернуа, сдерживаясь, – у вас столько материалов по этому вопросу… и по другим тоже.
Ольга реагировала не так, как он ожидал. Она все еще держалась рукой за сердце и опять улыбнулась ему смущенной полуулыбкой…
– Я вас попрошу отвезти меня домой, – сказала она, – кофе слишком взбудоражил мне сердце.
Они вышли. Улица, на которой находился бар, перекрещивалась с авеню Оперы. Дювернуа понадобилось развернуть машину, для этого ему пришлось объехать вокруг площади Оперы. Площадь была почти пустынна, только светящиеся рекламы бороздили небо перед Оперой, величественной, белой и неподвижной в свете прожекторов. Ольга опустила стекло:
– Вы не простудитесь? – спросила она. – Я себя плохо чувствую… Мне душно.
Дювернуа поглядел на нее сбоку: в ярком освещении она была бледна, неподвижна и как бы светилась изнутри.
– Вы похожи на Оперу, – сказал он, – белая, неподвижная, светящаяся…
– Вы мне напомнили одну вещь… – сказала она, и лицо ее вдруг исказилось…
– Вам нехорошо? – ласково спросил Дювернуа.
– Нет, ничего…
Однако, выходя из машины, она попросила его дать ей руку, Дювернуа открыл дверцу, и Ольга тяжело оперлась на него. Шла она с трудом, это было заметно. «Можно, я позову доктора, Ольга?» – спросил он, подводя ее к креслу в вестибюле. «Спасибо, это пустяки…» Но она была бледна как смерть! Ноздри запали. «До свиданья, Доминик… Все в порядке, уверяю вас…» Ну, раз она его прогоняет, ничего не поделаешь… Но это было еще обиднее, чем ее дерзость. Дювернуа ушел, не обернувшись. Белокурый молодой человек в светлом пальто из верблюжьей шерсти, разговаривавший с портье, смотрел ему вслед, пока он не исчез в дверях. Только тогда он кивнул на прощанье портье с крысиной мордочкой и, не сводя глаз с Ольги, сделав два-три концентрических круга, приблизился к ней.
– Мадам Геллер! – позвал он тихонько.
Ольга подняла глаза: Карлос – воплощенное здоровье, своего рода удача природы – во всем блеске своей молодости стоял перед ней, а она задыхалась от страшного удушья, стеснившего ей грудь.
– Карлос, – сказала она, – кажется, у меня сердечный припадок…
– Можете вы дойти до лифта или отнести вас? – Карлос был потрясен.
– Все обратят внимание… Дайте мне руку… вот ключ, вы мне откроете наверху…
Они дошли до лифта. На четвертом Карлосу едва удалось вывести ее на площадку, она была в полуобморочном состоянии. Он поднял ее и понес. Он был очень силен, но 417-й находился далеко, очень далеко. Два или три раза Карлос чуть не упал вместе с Ольгой, ему приходилось ставить ее на пол… потом снова нести. Ему казалось, что он никогда не дойдет… Открыть дверь 417-го, положить Ольгу на постель оказалось тоже делом нелегким. Надо было немедленно позвонить доктору, но Карлос сидел на кровати, не двигаясь, еле переводя дух. Ольга открыла глаза…
– Мне кажется, все кончилось, – сказала она, – спасибо, Карлос! Поцелуйте меня, я хочу вас поблагодарить…
Голос ее был еле слышен. Карлос склонился над нежным, теплым, бездыханным телом. Губы Ольги слабо зашевелились под его губами:
– Спасибо, Карлос… Прощайте, Карлос… вы – на страже моих ночей…
Она снова закрыла глаза. Карлос в ужасе бросился к телефону. «Нет, – сказала Ольга, – не хочу никого… Оставьте… Прощайте, Карлос…»
Он вышел, побежал в бельевую этажа: никого! Было почти одиннадцать часов… Карлос позвонил в ресторан: «Это ты, Пьер? Мадам Геллер больна, принеси ей горячего чаю. Послушай, может быть, кто-нибудь еще есть на кухне? Сделай это для меня, уверяю тебя, она плохо себя чувствует… Прямо умирает, клянусь тебе! Значит, я могу рассчитывать на тебя? Привет, старина…»
Дело было вовсе не в чае, Карлос просто хотел, чтобы кто-нибудь зашел в комнату к Ольге: вдруг с ней опять случится припадок… Карлос жил теперь в Университетском городке и каждый день работал в лаборатории. В январе Карлос должен был уехать в Скандинавию. Норвежский ученый обо всем подумал, обо всем позаботился. Карлос был счастлив, жизнь уже не поворачивалась к нему спиной, она исполняла все его желания. Откуда же это внезапное отчаянье, которое охватило его на лестнице «Терминюса», о котором он нимало не сожалел! Отчаянье затмило весь мир. Карлос остановился на лестнице… Это тело, слишком тяжелое и более недоступное, чем звезда на другом конце телескопа… чем настоящая покойница… чем сновиденье… Карлос спускался по лестнице. Внизу он уже не понимал, что с ним стряслось. Он зашел в «Терминюс» повидаться с Фернандо, но Фернандо как раз не было… О мадам Геллер он и не думал, пока не увидел ее, и даже тогда он не решился с ней поздороваться. Что же это? Что такое с ним приключилось? Но он опаздывает, Мартина ждет его. Его ждет жизнь. Тайны науки, большие и малые загадки, которые он должен решать, как кроссворды, должен раскрывать, как раскрывают преступления в детективном романе. Карлос был очень занятой человек, у него было множество дел, и многое ему предстояло свершить в жизни. Он не мог терять время.
XXVIII
Елка была большая, стройная, она выглядела совсем как живая, как будто у нее были корни в паркете. Агнесса, в брюках и свитере, стоя на верху стремянки, развешивала украшения; волосы у нее растрепались, и вся она была осыпана стружками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131