С тех пор прошло четыре года, и Фрэнк Моссо, поступивший на это место с тем, чтобы немедленно его бросить, все еще продолжал служить в импортно-экспортной фирме. Четыре года, триста шестьдесят пять дней и ночей, помноженные на четыре, он переживает свою неудачу. Вначале он пытался связаться с продюсерами, обедая то с одним, то с другим… «Но что вы, собственно, хотите этим сказать?» – спрашивал продюсер после обеда, во время которого только и говорилось о том, «что он хочет этим сказать». Фрэнк начинал снова объяснять, резюмировать, выходил из себя: «Я хочу этим сказать всем ксенофобам: катитесь к такой-то матушке!» Тогда у продюсеров появлялась улыбка, которой взрослые улыбаются неисправимым, несносным детям, когда эти дети – не их дети! Они предлагали ему для проформы несколько сюжетов, кровавых, как сырое мясо, и исчезали навсегда. Фрэнк оставил эти попытки.
В конце первого года его жена захотела вернуться домой. Доллары, которые они привезли с собой, таяли, приходилось жить на жалованье Фрэнка. Вернуться… Фрэнк написал в Голливуд одному другу, чтобы тот прощупал почву: нет, ничего не уладилось для Фрэнка Моссо, ни одна фирма не согласилась пригласить его на работу. Итак, они остались во Франции, и Фрэнк по-прежнему работал в импортно-экспортной фирме.
Но он снова начал заниматься живописью, и давнишняя страсть охватила его с новой силой. Появился маршан, он устроил выставку… И вот, когда небольшой этот успех сошел на нет и Фрэнк, исстрадавшийся за четыре года своей парижской жизни, как от слишком узких ботинок, был на грани отчаяния, именно тогда он встретил Ольгу.
XII
Миссис Фрэнк Моссо давно это предчувствовала. Уложив детей спать, она в сотый раз перечитала письмо Фрэнка.
Ее муж исчез. Хорошо еще, что он как раз был в отпуске и что его исчезновение не могло привести к увольнению из фирмы, в которой он служил. Разговор с непосредственным начальником перед уходом в отпуск и был причиной того подавленного состояния, в котором находился Фрэнк: «Когда на вас находит тоска, Моссо, – сказал ему начальник, – лучше напиться, чем искать утешения в нездоровых развлечениях вроде живописи… а также и в опасных знакомствах…» Фрэнк был очень спокоен, рассказывая жене об этом разговоре, похожем на предупреждение, но именно это спокойствие и напугало миссис Моссо: «Мы в окружении, – сказал Фрэнк, – я не знаю, что мне делать…» Это было в субботу днем. После завтрака он сложил маленький чемоданчик, как бы отправляясь в мастерскую. Один его старый монпарнасский друг уехал путешествовать и оставил ему свою мастерскую… Фрэнк решил провести отпуск в Париже, занимаясь живописью. У них было так мало денег… Дети поедут в лагерь с другими американскими детьми, жене это будет облегчением, а ему лишь бы только писать картины, а где – не имеет значения. Фрэнк часто оставался ночевать в мастерской. Он уходил туда в субботу и возвращался домой в воскресенье вечером или даже в понедельник, после конторы. На этот раз он совсем не явился, и жена получила от него письмо… Миссис Моссо принялась в сто первый раз перечитывать:
«Моя дорогая, я еще раз сделаю попытку приспособиться к той жизни, которую нам уготовили, но мне необходимо хотя бы две недели побыть одному. Не сердитесь на меня! Мне совершенно необходимо затеряться в толпе, не чувствовать каждую минуту, что за мной следят, шпионят, я должен иметь возможность уходить и приходить когда вздумается… Бедняжка моя, сколько у вас терпенья, чтобы переносить и меня и эту жизнь. Думаю, что в одиночестве я успокоюсь скорее… Я смогу дать себе волю, мне не надо будет сдерживаться, чтобы не заставлять вас страдать от моих настроений, от смены отчаяния и надежд, от моих мыслей о самоубийстве… А вы ведь знаете, что мне не всегда удается сдержаться. Я знаю, вы не сердитесь, вы– само терпение, но я ведь эгоист, мне тяжело видеть, как вы страдаете. Я хочу попробовать полечиться одиночеством. Может быть, я вернусь к вам в лучшем состоянии…»
Миссис Моссо вздохнула и пошла в ванную. Было только девять часов вечера, но что ей было делать без Фрэнка, когда дети уже спят? Отсутствие Фрэнка не так беспокоило бы ее, если бы у него не было сердечных припадков. Успокаивающее выражение, которое появляется на лице врачей, когда дело обстоит неважно, заставило ее насторожиться: больше не могло быть сомнений в том, что у Фрэнка больное сердце. Ему нужен покой, говорил доктор, никаких волнений, ничего такого, что действовало бы ему на нервы, покой, покой и главное сон… И он прописал таблетки… Припадок повторился… Доктор опять сказал: ему нужен покой… и снова прописал таблетки. Это было полгода тому назад. Миссис Моссо медленно раздевалась, смотрясь в зеркало. Может быть, он прав, и одиночество будет ему полезнее таблеток… Покой! В его отсутствие у нее будет сколько угодно времени для невеселых размышлений, особенно когда уедут дети… Она приблизила к зеркалу свою белокурую голову – с какой быстротой иссушило ее время… она так похудела… грудь у нее стала совсем плоская, как у мужчины, несмотря на то, что она родила двух детей. Сквозь кожу проступили сухожилия и вены – они ее перевязывали, как пакет. Миссис Моссо опять вздохнула, быстро умылась и прошла к себе в спальню. Дети спали рядом, она прислушалась… Нет, все спокойно. Она легла и сразу потушила свет, чтобы удобнее было мечтать о прошлом, о том времени, когда у Фрэнка было имя в Голливуде, когда она была счастлива Она вспомнила их бунгало, садик, цветы под окнами… Девочку, сидящую на зеленой лужайке рядом с корзиной очень красных вишен, и голубое безоблачное небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131