– Кажется, что тело совсем не касается кровати.
– Чш-ш-ш, тише, Ирландка, – велел Уэбб, прикладывая палец к ее губам. – На твои губки у меня тоже есть планы.
Уэбб продолжил, и Мэри Фрэнсис оставалось только вздыхать и стонать. Она изо всех сил старалась лежать неподвижно, но руки и ноги были напряжены. Она была очень возбуждена, но это было приятное возбуждение, и тело ее постепенно расслаблялось. Ей казалось, что под его искусными ласками она течет, словно река. Плотина была прорвана.
Расслабленная и разнеженная, она ощущала легкое покалывание по кромке нижней губы, там, где рубиновая мякоть встречается с кожей. Чуть острее – был бы уже укол. Сердце у Мэри Фрэнсис забилось быстрее. Покалывало уже весь рот, и она поняла, что он ведет кончиком кинжала по контуру ее губ.
Должно быть, огненное удовольствие, которое она испытывает, результат действия «Цин Куэя». Ей вспомнились бамбуковые плетки Африки, они хлестали, доставляя такое же наслаждение. Хотелось еще и еще, однако где-то в глубине сознания сидела мысль, что она может и не вынести этого.
– Не двигайся, – проговорил он, проводя кончиком кинжала по внутренней складке губ. Веки ее вздрогнули.
«Мне очень хорошо, я вся горю, – беззвучно сказала она ему. – Еще, пожалуйста, еще. Коснись меня жарче, глубже. Жги, как пламя свечи!»
Взгляд его пронзил ее, как кинжалом, от нежности не осталось и следа. По его предостерегающему взгляду она поняла, что ей лучше не произносить свою просьбу вслух и что даже если она будет послушно лежать, мало надежды получить желаемое. Никто лучше Уэбба не знал, что происходит при передозировке «Цин Куэя», поэтому действовал он с величайшей осторожностью.
Тело Мэри Фрэнсис неожиданно содрогнулось. Уэбб говорил ей, что снадобье возбуждает эрогенные зоны. Именно это сейчас и происходило. Каждая клеточка Мэри Фрэнсис жила предвкушением. Между ног тоже легко покалывало, словно Уэбб и там успел поработать. А что же делать, если там, между ног, станет так же горячо и жарко, как на губах?
Она пришла в отчаяние, когда он оставил ее лежать и принялся развязывать тесемки на рубашке. Мэри Фрэнсис громко вздыхала. Губы ее жаждали сомкнуться с губами Уэбба, но он не торопился облегчить ее страдания.
Странный звук застрял у нее в горле. Она хотела Уэбба.
– Я предупреждал тебя, – тихо произнес он. – Каждая твоя клеточка запоет, прежде чем я закончу. Я еще только обвел твои губы, а они уже налились и отвердели.
– M-M-Ml.. – простонала она в ответ.
– Тише, тише… пока мы поработали только со вкусовыми ощущениями. Теперь займемся твоим телом, твоей грудью. Когда я обведу твои соски, они затрепещут и набухнут так, словно я сосал их.
Она хотела кивнуть, провести языком по лихорадочно горящим губам, но вспомнила его предостережение не двигаться. Все ее страхи и сомнения испарились. Она была готова как никогда, она жаждала испытать предстоящее, но в сердце ее боролись радость и ужас.
Она задышала глубже, вдыхая горячий запах собственного возбуждения. Он уже открыл на ней рубашку до живота. От прикосновений нежнейшей ткани по коже бежали мурашки. Стоны и вздохи чередовались друг с другом.
Уэбб смотрел на нее, пожирая глазами. Но когда он коснулся ее кончиком лезвия, прикосновение было таким легким, что она и не заметила бы его, если бы не едва заметная розовая точка на коже.
От полноты ощущений У Мэри Фрэнсис перехватило дыхание. Соски, покрытые розовыми полосками, отвердели и вытянулись вверх. Острое лезвие легко касалось ее упругой груди. Она застонала, когда Уэбб принялся обводить им вокруг соска. Не удержавшись, Мэри Фрэнсис зашевелилась.
– Лежи спокойно! – прошипел Уэбб. Но это было невозможно.
Мгновение спустя она поняла, что возбуждение немного спало, что Уэбб остановился и ждет, пока она успокоится. Она прерывисто вздохнула, замерла на постели и заплакала. Пытка, это настоящая пытка!
Когда Уэбб закончил с одной грудью, он опустил кончик кинжала в крошечный горшочек, в котором подогревал снадобье. В воздухе витал запах бренди и сандалового дерева. Уэбб принялся за вторую грудь, возбуждая сосок.
Когда он закончил, Мэри Фрэнсис совершенно ослабела, не было сил даже дрожать. Уэбб разрезал кинжалом рубашку до конца. Он обнажил ее белые ноги, темный треугольник внизу живота и еле заметную алую полоску пореза, который он оставил, когда распорол на ней ночную рубашку несколько дней назад. У Мэри Фрэнсис не было сил сопротивляться.
– Прелестная Ирландка, стань мягкой, как мех. Она почувствовала прикосновение кончика кинжала к низу живота, и ей безумно захотелось соединить ноги, но это было невозможно. Даже если бы у нее хватило сил, шелковые жгуты надежно удерживали их.
«Неужели он и там пользуется кинжалом?» – промелькнуло у Мэри Фрэнсис. В голове, когда она ощутила легчайшие прикосновения лезвия к внутренней стороне бедер. Она боялась взглянуть, но, почувствовав, что он подобрался ко входу во влагалище, поняла, что Уэбб не пощадит ни одной ее клеточки. Везде, где Кальдерон касался ее, жар кругами расходился по телу.
Сквозь опущенные веки она чувствовала свет. Его яркость и силу можно было сравнить только с возбуждением, которое она испытывала. Уэббу больше не надо было просить ее лежать тихо. Она не смогла бы двигаться, даже если бы захотела. Мэри Фрэнсис целиком отдалась чуду, которое преображало ее тело. Ни один фейерверк не сравнился бы с этим чудом.
– Ты прекрасна, – говорил Уэбб, поглаживая нежные розовые складки под треугольником черных завитков. – А это – как шиповник, охраняющий вход.
Каждое прикосновение острия кинжала вызывало вспышки звездного света в сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116