Сначала эту мысль вбивала ей в голову родная мать, а потом монахини в монастырской школе.
Уперев руки в бедра, она всматривалась в бездонное зеркало Мэри Фрэнсис, пока не закружилась голова, но ей необходимо было знать, что говорит зеркало. Ведь оно принадлежало бывшей монахине и, значит, не должно врать.
Она признала, что у женщины, глядевшей на нее из зеркала, неплохие скулы, надо только немного подчеркнуть их, искусно наложив румяна. Да и глаза ничего, только невеселые. С искорками, которые, однако, не мешают заглянуть в бездонные серо-голубые колодцы. Мужчины теряли дар речи, когда она «рисовала» свои глаза – наносила устойчивую тушь на ресницы. Да и светло-каштановые волосы, если их немного взбить и уложить, были мощным оружием.
– Соберись, Бранденбург, – приказала она себе. – Встряхнись, пойди-ка прогуляйся, выпей кофе.
Может, разобьешь по пути хоть одно мужское сердце.
Двадцать минут спустя Блю уже выглядела ультрамодно в обрезанных джинсах и коротеньком топе, который ей удалось отыскать в гардеробе Мэри Фрэнсис, использовавшей топ в качестве нижнего белья, Блю была готова к походу.
Стоя посреди комнаты, она раздумывала, не оставить ли записку Мэри Фрэнсис, уехавшей на интервью с Кальдероном чуть больше часа назад. Столько занимает одна дорога из Санта-Аны до Лос-Анджелеса.
На всякий случай Блю все же нацарапала записку на доске для записей у телефона на кухне. Перед отъездом она показала Мэри Фрэнсис, как связаться с агентством через компьютер и принять сообщение по электронной почте. А еще они сообщили в агентство, что Блю (то бишь Мэри Фрэнсис) выезжает на интервью. В записке Блю напомнила Мэри Фрэнсис, что о своем возвращении домой та должна сразу же сообщить в агентство, иначе там могут заподозрить что-то неладное.
Пока Блю запирала дверь ключом, оставленным ей Мэри Фрэнсис, и спускалась со второго этажа по скрипучей, шаткой лестнице, она испытывала какое-то неведомое доселе чувство. Грязные стены, обветшалое здание, спартанская жизнь Мэри Фрэнсис… «Эта девушка живет просто в трущобах», – подумала Блю и почему-то обвинила в этом себя. Да, ее мучила совесть.
Она провела пальцем по перилам, прислушиваясь, как прогибаются под ней прогнившие деревянные ступеньки. Блю рассказала Мэри Фрэнсис далеко не все, опасаясь, что та испугается. Но теперь она догадалась, что это маловероятно, что отговорить Мэри Фрэнсис от интервью было бы гораздо труднее, чем подбить на него. Но волновалась она вовсе не из-за интервью. Ее беспокоила предстоящая вечеринка. Если Мэри Фрэнсис разоблачат, она окажется угрозой для Кальдерона и помехой для остальных. Ее жизнь будет в опасности, спрятаться от которой невозможно.
«Расскажу все как есть, когда она вернется, решила Блю, выходя на улицу. И услышала, как защелкнулся замок у нее за спиной. – Расскажу все. Все до конца».
Ее босоножки громко простучали по ступеням крыльца. Еще два дня делать будет нечего, придется просто жить жизнью Мэри Фрэнсис. Как ни странно, Блю расценивала эти обстоятельства скорее как свободу, нежели как заточение, но нет смысла подвергать себя опасности без необходимости. Приманкой стала Мэри Фрэнсис, но кто-то же ведь залез в квартиру Блю – с единственной целью: вернуть ежедневник Кальдерона. Человек этот знал Блю и, возможно, уже разыскивает ее.
Она осмотрелась и подумала, что Мэри Фрэнсис живет в городе-призраке. Вековая пыль покрывала автомобили, стоявшие на безлюдной улице. В почти пустом стриптиз зале на противоположной стороне были выбиты все стекла. Она миновала пончиковую и магазин, торгующий видеокассетами с порнофильмами. Судя по всему, торговля шла неплохо, что лишний раз подтверждало справедливость закона о взаимосвязи спроса и предложения вечером накануне выходных.
Главная улица растянулась на несколько кварталов к северу. Выбрав дорогу, по которой они с Мэри Фрэнсис шли из церкви, Блю сосредоточилась на деталях своего плана.
Кальдерон устраивает вечеринку в субботу вечером, но обычно девушки из сопровождения остаются на воскресенье. Даст Бог, все пройдет гладко, и в понедельник утром Мэри Фрэнсис вернется на работу, отыскав свидетельство причастности Кальдерона к убийству своей сестры.
Блю объяснила ей, что искать, – кулон доколумбовой эпохи из голубого нефрита. После того как Брайанна выкрала его из портфеля, который должна была передать Кальдерону в тот вечер, кулон исчез из ее квартиры. А впрочем, Бог знает, может, отыщется и что-то совсем неожиданное, способное подсказать мотив убийства.
Блю еще не решила, что будет делать по возвращении Мэри Фрэнсис, но одно знала точно – ни в агентство, ни в музей она уже не вернется. К своей работе в музее Блю никогда не относилась серьезно. Попала она туда исключительно благодаря связям матери. Тогда она сидела без работы и была весьма признательна матери, но теперь, на двадцать седьмом году жизни, вдруг поняла, что, если и дальше позволит ей принимать решения за себя, всю оставшуюся жизнь потратит на то, чтобы оправдать ее ожидания.
Отец Блю погиб несколько лет назад при трагических обстоятельствах. Она не разрешала себе вспоминать об этом, хотя знала, что рискует никогда не избавиться от чувства вины и растерянности. Возможно, отец бы тоже не одобрил то, что она задумала. Но Блю, наконец, осознала, что пришла в этот мир не за тем, чтобы кто-то – пусть даже ее мать, Кей Бранденбург – получил, возможность одобрять или не одобрять ее поступки и чувствовать свое превосходство. Блю почувствовала себя свободной, ушла из музея и принялась расследовать обстоятельства гибели Брайаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116