Но Мэри Фрэнсис поняла, что гнев ее направлен не только на Кальдерона. Ей казалось, это небеса обрушили на нее испытания. Будучи в монастыре образцовой ученицей, она так и не сумела до конца укротить свою плоть И свой дух. С этим у Мэри Фрэнсис Мерфи были «затруднения». Так о ней говорили. Как бы она ни старалась, ей никак не удавалось стать вполне покорной, сдержанной и почтительной. Она так и не научилась должному послушанию, как другие девушки, выбравшие призвание по зову сердца. Она так долго пыталась обуздать собственную природу, так долго подавляла свои чувства, что даже перестала замечать, как противно ей любое принуждение.
Она понимала, что это продиктовано высшими соображениями. Обуздать плоть ради освобождения духа. Подавить волю человека ради божественной воли. Ее подготовка и обучение были по большей части направлены на то, чтобы, отринув все земное, вкусить духовных наслаждений. Цель, безусловно, достойная жертв, высокое призвание, но Мэри Фрэнсис потерпела феноменальную неудачу. Поэтому ее и попросили покинуть монастырь. Это был страшный, непростительный грех в глазах наставниц.
– Тебе нет нужды связывать меня, – сказала она, ненавидя себя за отчаяние, вкравшееся в ее голос, ненавидя Кальдерона за то, что довел ее до такого состояния. – Я не убегу. Я не умею плавать.
– Я запомню это, – пообещал он.
Ноги он связал ей не очень туго, но все же грубые веревки впились в нежную кожу лодыжек.
Он закончил и включил свет. Мэри Фрэнсис увидела, что они в каюте – небольшой, элегантно отделанной тканью и полированным деревом. Сама же она лежала на койке, при крепленной к переборке. Кальдерон стоял в дальнем конце каюты, словно златокудрое божество, способное с ужасающей быстротой превращать земные плоть и кровь в пыль, и бесстрастно разглядывал ее. Скулы у него заострились, казалось, О них можно порезаться. Глаза – как алмазные буравчики. На лице не было и тени сочувствия ни капли. Не лицо – застывшая маска, для описания которой самым точным словом было «безразличие». Полнейшее безразличие.
Мэри Фрэнсис с трудом верилось, что это тот самый человек; которого она покинула, считая мертвым. Над которым проливала слезы отчаяния и раскаяния. И даже вложила в руку свой медальон в смятении от чувства вины и страстного желания.
Сейчас ей было больно видеть, какой холодностью дышит его мраморный взгляд, Лишенный сострадания, словно она совершенно не стоила усилий, приложенных, чтобы доставить ее сюда. Один только раз она успела заметить муку в этих глазах, одно – мимолетное мгновение – И эта мука исчезла. Но Мэри Фрэнсис хотелось верить: не показалось, что только она сумеет дать ему то, в чем он нуждается. Похоже, ей просто очень хочется так думать, она убедила себя, что это так, а его нелепые убеждения о ее непорочности только пригрезились ей.
Зачем она вбила себе в голову все это? Какие романтические мечты навеяли ей образ мужчины, которого влечет к ней почти поэтической тягой? Его образ. С детства над ней висит проклятие, с детства она воображает себе темные души, ищущие спасения, но только в те времена она, еще не задумывалась об их обращении в веру.
Она в упор смотрела на Кальдерона, пытаясь разобраться кто же он, желая убедиться, что не растратила себя зря на бесчувственного мерзавца, что он достоин ее печали. Но вдруг опустила глаза. Смотреть на него опасно. Так же, как на солнце: без защитных очков можно ослепнуть. «Плен глаз», – сказала она себе.
– Куда ты скрываешься в такие мгновения? – вдруг тихо спросил он.
Она поняла, о чем он спрашивает. Мэри Фрэнсис всегда считала, что у каждого человека есть место в сознании, где можно укрыться, куда никто и ничто не может добраться: ни чудища из ночных кошмаров, ни такие, как Кальдерон.
– Никуда… – Она помолчала и неохотно призналась: – Ухожу, просто ухожу.
– Как в той книге? В детской? «Тайный сад»? У тебя есть такое место? Ты там скрываешься?
Она молчала. Да, именно там. Но как он догадался? Яхта накренилась, словно они делали поворот. Она прижалась к стенке, боясь скатиться с койки. Это непроизвольное движение показало ей, как сильно она хочет спрятаться от него, пусть даже просто уткнувшись, лицом в стенку.
– Смотри на меня! – велел он, когда яхта выправилась. – Не важно, куда ты скрываешься. Я не хочу, чтобы у тебя было это убежище.
Она неохотно повернулась, но смотреть на него отказалась. Пусть попробует заставить. Однако беспокоиться ему было не о чем. Казалось, она больше не в состоянии скрываться в своем убежище, даже сейчас, когда это ей так нужно. От него нигде не спрятаться. Она не смотрела на него, но от его голоса негде укрыться. Он везде.
– Твоя попытка убить меня – самое безобидное из всего, Ирландка, – сказал он. – Если бы все ограничивались только этим, Я бы и пальцем не пошевелил. Но ты, запустила цепь ужасных событий. Алекс Кордес должен был получить подделку. В этом была суть нашей сделки.
На какой-то миг Мэри Фрэнсис растерялась, все мысли о том, куда бы скрыться от него, тотчас испарились. Она совершенно не понимала, о чем он говорит.
– Зачем нужна подделка? Ведь оригинал не имеет цены?
Он молча уселся на стул, будто размышляя, насколько можно посвятить ее в эту интригу.
Оригинал статуэтки был платой за микросхему, спрятанную в подделке, – пояснил он. – И поскольку ты его украла, ты и вернешь.
Каюта дернулась, будто яхта на что-то налетела. Где-то внизу, под ними, взревели двигатели, борясь со стихией.
– Я должна вернуть?! – переспросила она, когда снова обрела дар речи.
Уэбб ухватился за хромированный поручень, чтобы не упасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116