Они не умеют плавать, они не умеют закидывать сети. Искатели жемчуга ныря
ют за жемчужинами, купцы плывут на своих кораблях, а дети собирают камешк
и и снова разбрасывают их. Они все ищут тайных сокровищ, они не умеют закид
ывать сети.
Морская зыбь смеется, и бледно сияет улыбка прибрежья. Сеющие смерть вол
ны поют пустые песни детям, подобно матери, качающей колыбель младенца. М
оре играет с детьми, и бледно сияет улыбка прибрежья.
На морском берегу бесконечных миров встречаются дети. Буря скитается по
бездорожью небес, корабли гибнут в неизведанных водах, смерть вокруг, а д
ети играют. На морском берегу бесконечных миров великое сборище детей.

61

Когда воины впервые вышли из чертогов своего повелителя, куда они сокрыл
и свою мощь? Где были их доспехи, их оружие?
Они казались бедными и беспомощными, и стрелы сыпались на них градом в то
т день, когда они вышли из чертогов своего повелителя.
Когда воины возвращались в чертоги своего повелителя, куда скрыли они св
ою мощь?
Они бросили меч и бросили лук и стрелу; мир был на их челе, и они оставили пл
оды своей жизни позади себя в тот день, когда возвращались в чертоги свое
го повелителя.

62

Сон, что слетает на глаза ребенка, Ц кто знает, откуда он?
Да, говорят, что его жилище там, в сказочном селении, в сумраке леса, тускло
озаряемом светляками, где висят две нежных зачарованных почки. Оттуда пр
иходит он целовать глазки ребенка.
Улыбка, что порхает на устах ребенка, когда он спит, Ц кто знает, где она ро
ждается? Да, говорят, что юный бледный луч лунного серпа коснулся края таю
щего осеннего облачка, и улыбка зародилась в грезах росистого утра Ц та
улыбка, что порхает на устах ребенка, когда он спит.
Милый, нежный румянец, что цветет на щечках ребенка, Ц кто знает, где таил
ся он? Да, когда мать была молоденькой девушкой, он наполнял ее сердце крот
ким и безмолвным таинством любви Ц милый, нежный румянец, что цветет на щ
ечках ребенка.

63

Когда я приношу тебе пестрые игрушки, дитя мое, я понимаю, почему такая игр
а красок на облаках, на воде и почему цветы так ярки Ц когда я дарю тебе пе
стрые игрушки, дитя мое.
Когда я пою, чтобы заставить тебя танцевать, я понимаю, почему звучит музы
ка в листьях и почему волны шлют хоры своих голосов сердцу внимающей зем
ли Ц когда я пою, чтобы заставить тебя танцевать.
Когда я опускаю сласти в твои жадные ручки, я понимаю, почему есть мед в ча
шечке цветка и в плодах затаенная сладость Ц когда я опускаю сладости в
твои жадные ручки.
Когда я целую твое личико, чтобы заставить тебя улыбнуться, мое сокровищ
е, я понимаю, что за радость изливается с небес в утреннем свете и какое на
слаждение дарит летний ветерок моему телу Ц когда я целую тебя, чтобы за
ставить тебя улыбнуться.

64

Какой божественный напиток ты хотел бы испить, господи, из переполненной
чаши моей жизни?
Поэт, испытываешь ли ты радость, видя свое создание моими глазами и у двер
ей моего слуха молчаливо внимая своей вечной гармонии?
Твой мир рождает слова в моем уме, твоя радость добавляет к ним музыку. Ты
отдаешься мне в любви и чувствуешь во мне свою же сладость.

65

В дни праздности я печалился о потерянном времени. Но оно не потеряно, вла
дыка мой. Каждое мгновение моей жизни Ц в твоих руках.
Сокровенный в сердце сущего, ты взрощаешь семена в побеги, почки Ц в цвет
ы и цветы Ц в плоды.
Я устал и уснул на праздном ложе и думал, что труды окончены.
Утром я пробудился и увидел, что мой сад полон чудесами цветов.

66

Это мука разъединения распространяется по всему миру и порождает неисч
ислимые образы в бесконечном небе.
Это печаль разъединения всю ночь глядит в молчании от звезды к звезде и р
ождает созвучие среди шумящих листьев в дождливом сумраке июля.
Это всеобъемлющая скорбь внедряется в любовь и желание, в страдание и ра
дости, и это она вечно тает и разливается песнями в моем сердце поэта.

67

Я подобен клочку осенней тучки, бесполезно скитающемуся в небе, о мое веч
но славное солнце! Твое прикосновение еще не растопило меня, не слило мен
я воедино с твоим лучом: и вот я считаю месяцы и годы, отделяющие меня от те
бя.
Если на то твоя воля и если в том твоя отрада, возьми мою плывущую пустоту,
расцвети ее красками, позлати ее златом, развей ее по ветру и рассей чудес
ами.
И когда придет твоя воля кончить эту забаву к ночи, я растаю и исчезну во т
ьме или в улыбке белого утра, с прохладной чистоте.

68

Мать, я украшу твою грудь ожерельем из слез моей скорби.
Звезды сковали браслеты из лучей, чтобы украсить ими твои ноги, но мое оже
релье будет висеть на твоей груди.
Богатство и слава исходят от тебя, и в твоей власти давать и отнимать их. Н
о моя печаль Ц моя всецело, и когда я приношу ее тебе., как жертву, ты награж
даешь меня своей милостью.

69

Ты сделал меня другом тех, кого не знал я доселе. Ты ввел меня в жилища, досе
ле мне чуждые. Ты приблизил далекое и чужого сделал мне братом.
Мне тяжело покидать привычный кров; я забываю, что в новом живет старое и ч
то ты всюду со мной.
Сквозь рождение и смерть, в этом мире или в других мирах, куда бы ни вел ты м
еня, Ц ты все тот же единственный спутник моей бесконечной жизни, связую
щей сердце мое узами радости с неведомым.
Познавшему тебя ничто не чуждо, для него нет закрытой двери.

70

Над пустынной рекой, среди высоких трав, я сказал ей:
Ц Девушка, куда идешь ты, прикрыв свой светильник одеждой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11