Он перестал заходить ко мне и к Дим-Димычу. Странно! Жили мы когда-то втрое
м под одной крышей, в одной комнатушке. Были дни, когда мы укрывались втрое
м одним одеялом, ели из одной тарелки, делили поровну скудную еду.
Геннадий был старшим из нас. Ему сейчас сорок один год. На нашей дружбе не
отразилась моя женитьба пять лет назад и женитьба Геннадия четыре года н
азад. Мы лишь разъехались на разные квартиры. Но не проходило ни одного во
скресенья, ни одного праздника, чтобы мы не встречались у кого-либо из тро
их. Мы старались попасть в отпуск в одно время, и часто это нам удавалось. Т
огда мы ехали на Украину, где родился и вырос Геннадий, или на мою родину, в
город Ржев.
А с того дня, как Геннадий «вышел в начальники», все пошло прахом, дружба н
аша дала трещину, а теперь окончательно развалилась.
Позавчера, в субботу, перед уходом со службы я специально зашел в кабинет
Геннадия. Я предупредил его, что завтра день рождения Дим-Димыча и что по
старой, освященной десятилетием традиции мы должны собраться. Он кинул н
а меня нарочито рассеянный взгляд и сказал, что позвонит мне домой завтр
а днем и скажет, придет или не придет.
И, конечно, не позвонил. Позвонил ему я. Позвонил, когда гости уже сели за ст
ол. Геннадий ответил буквально следующее:
Ц Товарищ Трапезников, вы должны понять, что мне не совсем удобно отмеча
ть юбилей с подчиненными. Это попахивает панибратством…
Он впервые обратился ко мне на «вы».
Я сказал ему по-старому:
Ц Геннадий, брось валять дурака! Мы собрались не у тебя в кабинете, а у мен
я дома. Из твоих подчиненных здесь будет один Дим-Димыч. При чем здесь пан
ибратство?
Ц Вы меня не агитируйте, Ц прозвучал сухой ответ.
Я послал его к черту и положил трубку. Правда, сначала я положил трубку, а п
отом уже послал его к черту. Я сразу не нашелся. Я человек с несколько запо
здалым рефлексом.
Короче говоря, Геннадий не пришел. Я передал наш разговор ребятам:
Дим-Димыч махнул безнадежно рукой:
Ц Я тебя предупреждал. К этому все шло. Что ж… лучше не иметь вовсе друга, н
ежели иметь плохого.
Кто-то из гостей, будучи наслышан о том, что за последнее время отношения
у Брагина и Безродного заметно под портились, решил подшутить над Дим-Ди
мычем:
Ц Смотри, паря, он, этот Безродный, еще проглотит тебя!
Ц Подавится, Ц огрызнулся Дим-Димыч. Ц Такой кусок, как я, может застря
ть в горле.
Ц А если не застрянет?
Ц Получит несварение желудка или заворот кишок.
Итак, за последние десять лет это был первый случай, когда Геннадий не поз
дравил Дим-Димыча и не пришел на день его рождения…

27 декабря 1938 г
(вторник)

Только что вернулся от Дим-Димыча. Время Ц около трех часов ночи. На двор
е чудная погода с приятным морозцем. Снег лег прочно и, видно, надолго.
Город преобразился, посвежел, побелел.
Название города, в котором мы живем и работаем, я предпочту не называть. Ук
ажу только, что город областной, а в прошлом губернский.
Так вот… Значит, я только что от Дим-Димыча. На службе сегодня нам не довел
ось повидаться, и я решил заглянуть к нему домой. Я и Дим-Димыч работаем в р
азных отделах: он под началом Безродного, а я у старого, опытного чекиста и
умнейшего человека Курникова. А должности у меня и у Дим-Димыча одинаков
ые: оба мы начальники отделений. Дим-Димыча я застал дома. Он только что пр
ишел с работы, сидел на продавленной койке с гитарой в руках и пел. Завтрак
ал и ужинал Дим-Димыч, как холостяк, на работе в буфете, обедал в нашей стол
овой.
При моем появлении Дим-Димыч кивнул и продолжал петь. Наша дружба не треб
овала особых знаков внимания, и ничего необычного в моем позднем визите
не было. Работу мы всегда заканчивали глубокой ночью. Точнее, прерывали е
е для короткого сна.
Я сел на единственный венский стул и стал слушать.
У Дим-Димыча был несильный, но очень приятный баритон, и его пение всегда
доставляло мне удовольствие. Сейчас он пел про утес на Волге, которому Ст
енька Разин поведал свои сокровенные думы.
Дотянув песню, Дим-Димыч встал, повесил на гвоздь гитару и спросил:
Ц Ну, чего молчишь?
Ц Песня хорошая.
Ц Да, неплохая. А знаешь, кто ее написал?
Я покачал головой. Нет, я не знал и даже не задумывался над тем, кто автор лю
бимой мною песий.
Ц Написал ее царский чиновник Навроцкий, Ц сказал Дим-Димыч. Ц Он служ
ил товарищем прокурора и не один раз выступал с погромными речами на про
цессах над политическими. Человек дрянь, а какую сотворил вещь! Живет и жи
ть будет.
Ц Парадокс, Ц заметил я.
Ц Да, Ц подтвердил Дим-Димыч. Ц Я припоминаю, как в ВПШ наш преподавате
ль Севрюков развивал теорию, что плохой человек не может написать хороше
й книги, а я спорил с ним и доказывал, что знаю поэта, очень грязненького в б
ыту, пишущего хорошие стихи.
Ц Помню этого «ортодокса», Ц добавил я. Ц Загибщик он был.
Ц Загибщик Ц это для него много. Просто дурак. Ц Дима аппетитно зевнул
и, растянувшись на койке, потянулся.
Ц Спать хочешь? Ц спросил я.
Ц Устал.
Ц Пойду. Мне тоже пора.
Ц Погоди. Ты знаешь, я как-то по-новому начинаю понимать Геннадия.
Оказывается, чтобы разобраться в человеке, его надо сделать начальником.

По-моему, Геннадий Ц карьерист.
Ц Ну, это ты хватил.
Ц Нисколько. Классический карьерист. Убеждать не стану. Скоро ты сам убе
дишься. Сегодня на него нашло демократическое настроение. Пришел к нам в
отделение, угостил ребят папиросами и начал трепаться.
Ц О чем?
Ц О том, как его сватали в Москве на должность начальника отдела, а он лом
ался, раздумывал, колебался, а потом снизошел и дал согласие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25