Это еще одна причина, по которой он покинул компанию и поднялся на холм.
Она отличалась от всех женщин, каких он встречал в своей жизни: хрупкая, как эти тонкие желтые цветы, пробивающиеся сквозь густую траву, на которой он стоял, и в то же время достаточно крепкая, чтобы переносить все невзгоды. Единственное, что в течение четырех лет поддерживало его стремление вернуться домой, – были мысли о ней.
А когда наконец он снова нашел ее, она сочла его сумасшедшим, удивляясь, почему он не предпочел остаться один. Он сам удивлялся.
– Какой прекрасный вид!
Ее голос прервал его размышления. Онория подошла и встала рядом с ним. На ней было желтое летнее платье из тонкого муслина и под ним почти ничего. Чтобы соблазнить его? Она ясно дала понять минувшей ночью, что хочет его, какие бы чувства при этом ни испытывала к нему. Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью.
И когда он собрался уходить, а она, лежа обнаженной, тихо сказала: «Разве ты не хочешь меня?» – только ураган мог остановить его.
– Александра говорит, – продолжила Онория, как будто они были просто приятелями на пикнике, – что отсюда можно наблюдать за дерби и видеть все, не глотая пыль и не слыша шума.
Женщина, которая лишь недавно умоляла его не останавливаться во время любовных ласк, способна думать сейчас о пыли и шуме.
– Может быть, – продолжала она, – когда ты найдешь свою сестру, мы все придем сюда понаблюдать за скачками. Это будет еще один замечательный пикник.
– Меня нисколько не интересуют скачки, – резко сказал Кристофер. – И пикники тоже.
Онория внимательно изучала его некоторое время.
– Ты сегодня не в настроении, – заметила Онория. Выражение ее лица смягчилось. – Полагаю, это связано с беспокойством о сестре.
– Можно и так сказать. – Он снова устремил взгляд на дорогу, злясь на деревья, которые ограничивали видимость. Если Хендерсон не вернется через час, Кристофер готов был идти на штурм поместья, и черт с ними, с Хендерсоном и с графом, если они будут шокированы.
Кристофер был сторонником таких переговоров, при которых он приставлял саблю к горлу человека и требовал от него выполнять то, что сказано. Он всегда считал это самым эффективным способом добиться своего.
Онория улыбнулась вежливой, бесстрастной улыбкой.
– Ну, только не говори Александре и Хендерсону, что тебя не интересуют скачки. Это противоречит духу англичан. Ты можешь лишиться их общества.
– Я только наполовину англичанин, и то случайно. – Он пнул ногой комок сухой травы. Ветер подхватил его, и травинки подлетели к овце. Та пренебрежительно посмотрела на них и продолжила щипать свежую травку. – Это не моя страна. И не твоя тоже.
– Да, конечно. – Онория посмотрела на простирающиеся зеленые поля. – Я сказала, что здесь прекрасно, но на самом деле мне не очень нравится все это. Всю мою жизнь я видела из окна своей спальни океан и ощущала ветер, доносившийся с него. Мне казалось, что если хорошенько приглядеться, то можно увидеть в бесконечной дали другой край света. А здесь я чувствую себя рыбой, выброшенной на берег. Кристофер кивнул:
– Я тоже. И здесь приходится передвигаться с места на место, доверившись лошадям. А эти хитрые бестии вечно что-то замышляют против меня.
Онория на этот раз улыбнулась искренне, и ее белые зубы очаровали его.
– Ничего подобного, Кристофер.
– Не говори мне, что ты тоже умеешь ладить с лошадьми.
Ямочки на ее щеках стали еще глубже.
– Нет. Просто я привыкла к ним.
– Но этими тварями невозможно управлять. Они идут куда хотят назло тебе.
– Не говори глупости.
Ее зеленые, как трава под ногами, глаза весело блестели.
– Это очень опасно, Онория.
– Что именно?
Она выглядела чертовски простодушной.
– Так выражаться, – очень тихо произнес он. – И так улыбаться.
Ее улыбка исчезла.
– Я не хотела тебя обидеть. Извини.
– Тем не менее я предпочел бы, чтобы ты ругалась, как торговка рыбой, чем слышать такие вежливые речи.
Она удивленно вскинула брови.
– Почему я не могу быть вежливой со своим мужем?
– Я не хочу, чтобы ты была вежливой. – Он повернулся и взял ее за плечи. – Будь лучше раскованной, как прошлой ночью.
Онория покраснела, но выдержала его взгляд.
– Прошлой ночью я вела себя крайне неприлично. Все ясно. Она хочет свести его с ума, как эти лошади.
Он обнял ее и начал гладить лопатки, описывая круги большими пальцами.
– Я не хочу слишком приличную жену.
– А все мужчины хотят.
– Откуда ты знаешь?
– Об этом пишут в романах.
Кристофер едва сдержал смех. Он взял ее руку и прижал к тому месту, где на кожаных штанах образовался бугор.
– Чувствуешь, как сильно я хочу, чтобы ты соблюдала приличия?
Онория взглянула на него с напускной скромностью, а потом накрыла ладонью его возбужденную плоть.
– Хочешь, чтобы я была развязной? – Она улыбнулась. – Меня это вполне устраивает.
– А меня тем более.
– От одного твоего прикосновения меня охватывает желание. – Она встала на цыпочки и шепнула ему на ухо, чтобы пасущаяся рядом овца не слышала: – Я по-прежнему хочу тебя, Кристофер.
Он чувствовал ее тепло на прохладном ветру.
– Я тоже тебя хочу.
– Это неправильно, так не должно быть.
– Продолжай!
Они стояли так долгое время: он обнимал ее, а она легонько поглаживала его, доводя до безумия.
– Кристофер, – начала она, – когда я говорила, что не любила тебя, я имела в виду…
– Я все понял.
– Твои ласки возбуждают меня.
Он погладил сосок, проступающий сквозь шелк ее корсажа.
– Я вижу.
– Но это ведь не любовь, не так ли? Она продолжала поглаживать его плоть.
– Сейчас мне все равно.
Она провела пальцем по контуру его возбужденной плоти, и дыхание ее участилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81