А станов им не делати, а огни класть не в одном месте. Коли кому сварити, и тогды огня в одном месте не к ласти дважды. А в коем месте кто полдневал, и в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полдневать. А в лесах им не ставица, а ставица им в таких местах, где было бы усторожливо…
«Слава Богу, с расстановками читает. Не ударил в грязь лицом», – довольно думал князь Михаил Воротынский, слушая Логинова и мысленно подбадривая его.
Когда дьяк Логинов окончил чтение «Приговора…», а затем тягловую роспись почти всем российским городам, он еще раз развернул чертеж новых засечных линий, хотя каждому из думных прежде уже показывал, и, поклонившись государю Ивану Васильевичу, молвил покорно:
– На твой суд, государь. – После чего поклонился всей думе, сидевшей чинно по лавкам у стен. – На ваш суд, бояре и дьяки думные.
Замечаний не было. Однако и хвалить не торопились. Все понимали, какое важное для отечества дело они решают и какое нелегкое. Построить крепости – не вопрос; поделать засеки с волчьими ямами, наковать триболы, набрать и вооружить гарнизоны, заселить новые земли – тоже решаемо, хотя и не как по маслу; но вот как к этому отнесутся крымцы, это – вопрос. Как Литва с Польшей посмотрят? Как Турция? Да и Персия может из дружественной стать враждебной. Хватит ли тех полков, какие Разрядный приказ каждую весну (так завел еще Иван Великий) высылает на Оку, и не разумней ли на какое-то время отступиться от Ливонии? Мало кто не понимал этого, но все помалкивали, ибо у всех свежа была в памяти расправа с Адашевым и Сильверстом, со всеми их сторонниками. И даже Иван Вельский, назначенный на это лето главным воеводой окских полков, ответил на вопрос царя, управится ли он, если Гирей нагрянет, уклончиво:
– Бог даст, нынче не пойдет хан крымский.
Надежда такая, впрочем, была и у князя Михаила Воротынского. Он почти одновременно получил известие и от Челимбека, и от ципцана, что Девлет-Гирей готовит поход основательно, ждет от султана тяжелые пушки и янычар, склоняет к участию в походе тех ногайских князей, кто лишь делает вид, что дружен с русским царем, шлет послов в Хорезм и Ургенч, в Бухар и Самарканд, нанимает генуэзцев и немцев, рассчитывает собрать огромное войско к весне следующего года, а на эту весну намечает лишь большую охоту в Диком Поле. Однако князь Воротынский не исключал набега и в этом году, поэтому после думы намеревался сказать царю о сообщениях доброхотов, посоветовать усилить гарнизоны южных городов, послать ратников в монастыри, сделав их более стойкими, но главное – добавить полков князю Ивану Вельскому. Лишним, как считал Воротынский, это не станет.
Дума, тем временем, утвердила все, что представлено было ей Логиновым и Воротынским, лишь в одном вышла досадная промашка, как посчитал Михаил Воротынский, которую он думал легко подправить с помощью государя. Князь, как и договаривался прежде с царем, требовал себе четверых бояр, предложив даже имена их, но кто-то без его ведома изменил его требования, и дума, ни в чем не сомневаясь, утвердила ему троих бояр: Никифора Двужила, Коему Никифоровича и Николая Селезня. Фрол Фролов оказался обойденным.
Правда дума, опять же в обход княжеским предложениям, утвердила и представленных Разрядным приказом помощников ему: князя Михаила Тюфякина, дьяка Ржевского – для свидетельствования и назначения сторож на местах со стороны крымской, и Юрия Булгакова – с ногайской стороны.
Что скажешь, ратники знатные, хорошо знающие Степь. На порубежье не один год провели. Их можно сразу же посылать к тайным казачьим ватагам, а после того пусть определяют согласно чертежам, где какой стороже стоять, где головам станичным и стоялым быть, городам подходящие места изыскивать. А чтоб ускорить все, послать на украины царевы и в Поле Никифора с сыном и Селезня – бояр новоиспеченных княжеских. Они тоже не подведут.
«Фрола придется возле себя оставить. Не по плечу ему роспись сторож, – прикидывал Михаил Воротынский. – Добьюсь ему боярства, еще услужливей станет».
Себе он определил участок новой засеки, что намечена была от Калуги до Почепа. Причем выехать туда собирался сразу же после разговора с царем Иваном Васильевичем. Планировал так: через Тулу сразу на Почеп, а уж оттуда до Калуги, потом – в Тверь. Ей расписано строить вместе с порубежными городами эту новую оборонительную линию. Иван Васильевич, к удивлению Михаила Воротынского, без проволочек пригласил его в комнату для тайных бесед, со вниманием выслушал об известиях нойона и ципцана. Ответ царя, однако, изрядно огорчил князя.
– Главная рать мне в Ливонии нужней. А охотиться хану кто запретит? Пусть охотится. Пойти он нынче не пойдет. Доброхоты твои правы. Я уповаю на посольство, какое послал к Селиму поздравить с воцарением на престол. Новосильцев – посол мой – муж умный и ловкий. Он убедит Селима, что я не враг веры магометанской. Царь Шигалей славит Магомета, Саип-Булат Касимовский – тоже, Кайбула-царевич – в своей вере, Ибак – тоже. Князья ногайские, приказные – все сплошь своего бога славят. Известие от Новосильцева я уже получил. Ладно у него складывается. Селим, он сообщает, совсем в другую сторону нынче глядит: просит у Сигизмунда Киева, чтобы, дескать, Россию сподручней воевать. Только, разумею, он не для этого к Киеву руки свои тянет, и Сигизмунд это вполне понимает. Станет с Селимом играть, как кошка с мышкой. Волынка та год да другой протянется. Так что не стоит этим летом ждать крымцев. На следующее, если что. Тесть мой, Темгрюк, к тому же, беспокоить Девлетку станет. А я в угодность Селиму и Девлетке согласился порушить в Кабарде крепости новые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164