«Господи! – истово перекрестилась княгиня. – Иль денечков хоть несколько с матерью непозволительно побыть?! Кто ж вам так удружил?» «Князь Иван Вельский». «Бесчестный!»
Вроде бы, как молва идет, правит, растолкав всех, Иван Вельский думой мягко, даже с Шуйским, кто его заточил в подземелье и оковал, поступил милостиво, оставил без гонения, а гляди ж ты, сразу увидел, что Иван Васильевич намерен приблизить к себе юных князей, тут же когти выпустил. А иначе не оценишь совет князя Вельского отправить Воротынских в уделы их спешно, еще и без рати. Чтобы, значит, не смогли совладать с крымцами, если те подступят к верхнеокским городам. Не любы, выходит, юные князья властолюбцу! На одно надежда: минует их, Бог даст, лихо лихое.
Надежда – штука, конечно, добрая, но если без огляда на ту надежду прикидывать, то получается, что Сагиб-Гирей непременно повторит ту тактику, какая привела их с Мухаммед-Гиреем к великому ратному успеху. Нельзя отбрасывать и то, что идет с ханом крымским предатель Симеон Вельский, а тому хорошо известно, что полки, высылаемые на весну и лето к Оке, в верховье станов не имеют, там только дружины в крепостях и сторожи на засеках, выставлять которые начали при покойном князе Иване Воротынском по его разумению. Дело оказалось весьма сподручным, однако получить своевременно весть о ворогах – это лишь полдела, чтобы побить их, нужна рать. Не справятся дружины с крымцами, если те направят по Сенному шляху тумен, а то и два. Никак не справятся.
Братья Воротынские ошибались: Сагиб-Гирей – не Мухаммед-Гирей, ему не свойственна военная хитрость, да и советник его, князь Симеон Вельский, не чета атаману Дашковичу, вот и, не мудрствуя лукаво, повел свои тумены крымский хан к Оке мимо Зарайска, оставив под городом малую часть своих сил. Времени у князей Воротынских, поэтому, оказалось достаточно, чтобы собрать все верхнеокские дружины в один кулак, поставив над ними воеводою Никифора Двужила, не оценив усердную хлопотливость Фрола Фролова, который крутился, как белка в колесе, исполняя поручения своего государя.
Правда, что касалось своей Одоевской дружины, Михаил не делал ни шага, не посоветовавшись с Фролом, а все распоряжения дружине передавал через него, сразу поставив таким образом привезенного с собой стремянного как бы своей правой рукой; только с первых же дней стал замечать, что услужливость и старание, суетливое, показное, не всегда шли на пользу дела, чаще даже вносили путаницу. Оправдывал князь Михаил Фрола неопытностью того и до поры до времени не жалел, что дал Фролу верховенство над дружиной. Фрол же считал, что честь ему не по заслуге. За содействие в освобождении братьев они просто обязаны были поставить его над всеми дружинами. Обиду свою, правда, Фрол не показывал. В себе затаил.
Время шло. Крымцы не появлялись, ни ископоти не встречались, ни сакмы не прорывались через засечные линии; уже казалось братьям, что все обойдется, а это и радовало, но и огорчало: тишь да благодать – хорошо, конечно, только видна ли станет при этом их радивость, станет ли царю известно их воеводское мастерство? Самое лучшее, как они мыслили, если бы появился небольшой отряд крымцев, разбить который оказалось бы лестно и славно, но, похоже было, так и простоят они со своими дружинами и частью сторожи, в кулак собранной, в полном безделии. Михаил даже намеревался в ближайшие дни разослать казаков и стрельцов-порубежников по сторожам, чтобы бдили бы ископоти и сакмы да еще слали бы дополнительные станицы в Поле, только Двужил отговорил. «Когда лазутчики весть дадут, что Сагиб побег восвояси, тогда и рассупонимся. Иль взашей нас кто тычет?»
Послушал Двужила, оставил на время все как есть и не пожалел: от Челимбека в Воротынск прибыл тайный посланец, оттуда быстро доставили его в стан братьев Воротынских. Принес тот посланец важную весть: Сагиб-Гирей повернул от Оки, увидевши великое войско московское, на Пронск пошел, чтобы не совсем с пустыми руками возвращаться. Возьмет город, тогда уж – за Поле, в Тавриду. И еще посылает тумен во главе с царевичем Иминем вверх по Оке. В том тумене нойоном Челимбек. Ни Одоев, ни Белев, ни тем более Воротынск брать тумен не будет, только осадят для того, чтобы сковать дружины, а каждого третьего отрядят для грабежа и захвата пленников. Как только награбят достаточно, тут же снимутся и убегут в свои улусы. Челимбек предлагал не ждать тумен, запершись в крепостях, а выйти ему навстречу.
Михаил, задержав на малое время посланца Челимбека, собрал совет. На нем, помозговав, решил ополчение, белевскую дружину и стрельцов оставить на переправе через Упу, дружинам же Воротынска, Одоева и казакам-порубежникам переправиться через реку и укрыться там в чащобе, а как бой на переправе завяжется, ударить по крымцам с тыла. Определили и переправу, на какую Челимбек посоветует царевичу Иминю вести тумен.
С этим и отпустили посланника, придав ему еще и своего человека, чтобы тот доставил ответ. Послал князь Михаил Воротынский и гонца к главному воеводе, чтобы тот послал бы рать на помощь Пронску.
Нойон согласился с планом Михаила Воротынского, только внес поправку: не на одну переправу выйдет тумен, а на две. На самую удобную, Топкий брод, что левее Одоева, и на Камышовый брод, что правее Одоева. Причем, ставил Челимбек условие: у Топкого брода можно сечь крымцев всех подряд, а на Камышовом опасаться, чтобы не попал под меч либо стрелу царевич. Лучше, если удара с тыла вовсе не будет. Он, Челимбек, обещал, что как только на Топком броде начнется сеча, царевич не поспешит туда на помощь, а побежит спешно в свой улус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164