Весь мой мир рушился.Его взгляд окатил ее холодом.– Я могу понять твои страхи. Ты действительно не в состоянии была ясно мыслить, если предала Алекса. Я не понимаю одного – моему сыну десять месяцев, а я узнаю об этом из твоего личного дела.Она почувствовала облегчение. Отчасти. Тут она не была уж так виновата.– Я собиралась рассказать тебе сегодня. Об этом я говорила в пятницу.– Я думал…– Ты предполагал, что я хочу сказать тебе, что я шпионка. – До этого она уже додумалась. – Ну что же… Сюрприз.– Должен сказать, что твоя невиновность не стала для меня таким уж сюрпризом, как ты выражаешься. Но то, что я вычитал в твоем личном деле… Как ты могла, Ронни?Боль в его глазах мгновенно заставила ее пожалеть о сделанном ею саркастическом замечании.– Я знаю. Виновата, – снова сказала она.– Эрон и был той «визуальной поддержкой», о которой ты говорила?Схватив корзинку, Вероника вытащила вязание и принялась за работу. Ей надо было чем-то занять руки и глаза. Чтобы не встречаться с ним взглядом.– Я понимаю, что тебе трудно меня понять. Ты любишь рубить правду в глаза, а я просто не знала, как тебе рассказать. Я не могла подобрать нужные слова.– «Маркус, у тебя десятимесячный сын». Подойдет? – В тоне его слышалась горькая ирония.Вероника уставилась на клубок ярко-голубой шерсти и вздохнула:– Да, но я уже говорила, что ты человек очень прямой.– Честный.Тут она не выдержала и подняла глаза.– Так ли? Это честность заставляет следователя маскироваться под консультанта, когда он прощупывает меня в качестве самой вероятной подозреваемой?Синие глаза его потемнели от гнева.– Это моя работа, и не смей равнять ее с тем, что сделала ты, – лишила меня радостей отцовства в первые десять месяцев жизни моего сына!Она отмотала немного шерсти.– Как можешь ты, сидя здесь, выносить свои суждения? Ты собирался разрушить мое благополучие, сломать мне жизнь, которую я так отчаянно собирала по кусочкам ради сына и сестры! Ты использовал мое желание к тебе как оружие против меня и теперь заявляешь…Она замолчала, не закончив предложения, потому что он успел соскочить с дивана и грозно нависал над ней.– Мне надоело слушать твои нападки и всю эту ересь про то, как я будто бы использую секс как оружие против тебя. Ты помнишь, я говорил тебе, что у меня после тебя не было ни одной женщины?У нее не было иного выхода, и она кивнула. Он действительно это сказал, и она ему поверила. Она все еще верила ему, что свидетельствовало о ее не слишком высоком интеллектуальном уровне.– Ты помнишь, как я говорил, что хочу заняться с тобой любовью? Что я не желаю, чтобы у нас был просто секс? Что думаю об общем будущем?Его голос сильно действовал ей на нервы, и на все вопросы она отвечала быстрым кивком.– Я уложил тебя в постель в пятницу, потому что хотел тебя. Ты была мне нужна.– Маркус…Он рубанул ладонью воздух:– Нет, я сейчас говорю. Ты обвинила меня, что я тебя использую, в то время как я хотел одного – заступиться за тебя. Если бы даже ты оказалась виновной, я собирался пойти к Клайну и от твоего имени молить о прощении, чтобы он защитил твою репутацию в случае необходимости. Я понимал всю отчаянность твоего положения и то давление, что ты испытывала со времени смерти родителей. Я хотел помочь тебе, но ты и сейчас доверяешь мне не больше, чем полтора года назад.Он прожег ее взглядом, лицо его было предельно напряжено. Он еле сдерживался. В его теперешней ипостаси не было и тени того беспечного «душки», каким она его всегда знала.– Ты лгал мне, – беспомощно пролепетала она.– Я себе тоже лгал. Я убеждал себя, что я тебе небезразличен и отсутствие доверия ко мне восемнадцать месяцев назад было вызвано твоим ужасным стрессом.Она боялась сказать что-то еще. Он был слишком серьезно настроен. И безмерно зол. Он сжал кулаки и отвернулся.– Мы поженимся как можно быстрее. Глава 17 – Что мы сделаем?Не может быть, чтобы он произнес именно эти слова. Ей, наверное, послышалось. После того как он в доступной форме объяснил ей, что считает ее полным ничтожеством. Это невозможно. Не может человек от обвинений перескочить к предложению руки и сердца.Он резко повернулся к ней. Напряженность его позы говорила – он испытывает нечто похожее на то, что чувствовала она.– Ты меня слышала? Мы поженимся.Едва сдерживая слезы, она никак не могла взять в толк, что заставило его сделать такое абсурдное заявление.– Мы не поженимся.– Еще как поженимся. И побыстрее.Он не спрашивал. Он утверждал. Словно ее мнение по этому вопросу ничего не значило.– Маркус, мы живем не в средние века, и ты не феодал-деспот, который может приказывать женщине. На дворе двадцать первый век, и мужчине приходится спрашивать у женщины, выйдет ли она за него замуж.– Спрашивать? Как будто ты интересовалась, вправе ли прятать от меня моего сына чуть ли не весь первый год его жизни.Ей не хотелось развивать эту тему, ей нечем было обороняться. Она решила воспользоваться иной тактикой:– Не может быть, чтобы ты хотел на мне жениться! Судя по твоему взгляду, ты ненавидишь меня.– А как я должен на тебя смотреть?Она не стала отвечать. Безопаснее промолчать. Он скривил губы в подобие улыбки:– Так-то. Мой сын будет носить мое имя. Он никогда не станет сомневаться в моем желании признать его публично.– Ты можешь признать его, не расписываясь с его матерью.Голубые глаза Маркуса приобрели цвет штормового моря.– Нет.Она была беспомощна перед лицом его решимости и не могла не прислушиваться к его аргументам.– Но, Маркус, мы не можем пожениться только потому, что у нас общий ребенок. Ни один брак не устоит на таком шатком фундаменте.Он посмотрел на нее так, что она поежилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85