Ведь ласки казались такими нежными, такими осторожными! Должно быть, рассудок покинул возлюбленного, раз он предлагает роковой шаг!
Да, не стоило прикасаться так смело. Но разве она могла предвидеть последствия?
Эмили отрицательно покачала головой.
Лахлан насупился, взглянул разочарованно и в то же время удивленно:
– Так что же, ты меня отвергаешь?
Горло почему-то сжалось, и слова с трудом нашли путь:
– Отвергаю. Потому что ты этого не хочешь.
В интимные складки осторожно проник кончик пальца.
– Хочу, Эмили. Мечтаю слиться с тобой!
Ощущение завораживало. И все же она не имела права прятаться за физическим экстазом, когда речь шла о собственном будущем. С неожиданной силой, порожденной острым отчаянием и мучительной душевной болью, Эмили оттолкнула того, кто еще недавно был близок и дорог, скатилась с кровати и больно стукнулась о холодный каменный пол.
Тут же вскочив, она сказала:
– Нет, ни за что не стану заманивать тебя в ловушку, ни за что! Может быть, ты утратил самоконтроль из-за того, что уснул рядом со мной? Больше это не должно повториться. Думаю, мне лучше уйти. А если нам снова доведется оказаться вместе, никогда больше не посмею прикоснуться к тебе так, как сегодня.
Со слезами на глазах она принялась собирать разбросанную по комнате одежду. Рубашку обнаружила на полу. Схватила и хотела было натянуть через голову, однако не успела. Лахлан вырвал ее из рук. Через мгновение на ее плечо легла тяжелая ладонь.
– Что с тобой?
Отчаянно оплакивая утраченное ощущение счастья Эмили судорожно вздохнула:
– Я же обещала не заманивать в ловушку похотью. Отпусти, пожалуйста. Мне правда пора уходить.
Если она останется, то непременно уступит. А потом когда вожделение получит награду и схлынет, Лахлан ни за что не простит. Особенно если им удастся познать истинную близость.
В это мгновение Лахлан взял ее за руки – неожиданно со странной нежностью – и привлек к себе. Золотистые глаза излучали теплое сияние.
– Верность данному слову делает тебе честь, милая Эмили. И все же обещание пора забыть. Пожалуйста, вспомни лучше о недавнем намерении подарить мне свое тело.
– Нет! Такого я не говорила!
– Но ведь предлагала отдать девственность! Неужели будешь отрицать?
– Нет, – с трудом выдавила Эмили. – Это случилось еще до того, как ты решительно высказался против серьезных отношений!
– Вождь вполне мог изменить мнение. – Лахлан говорил спокойно, рассудительно, однако тело предательски выдавало и волнение, и страстное желание.
– Это говоришь не ты. Это кричит вожделение. – Сейчас Эмили почти ненавидела возлюбленного за слабость. Разве он не знал, как трудно отказать, отвергнуть собственное глубочайшее желание? – Тебе не нужна простая женщина. А если мы совершим акт любви и окажемся истинно близки, выбора не будет. Вся вина падет на мои плечи.
– Если вдруг выяснится, что мы священные супруги, благодать будет означать лишь то, что Господь создал нас друг для друга.
– Но ведь ты не веришь в чудо! Не веришь! Я должна уйти! Отпусти, пожалуйста, – взмолилась Эмили.
Лахлан покачал головой. Лицо утратило мягкость и тепло, стало непроницаемым.
– Хочу тебя. Никого больше – ни женщину, ни волчицу. Тебя, и только тебя.
– Как только я уеду к Синклерам, желание пройдет.
– Да я скорее убью Талорка, чем позволю забрать тебя!
– Не говори жестоких слов! Он брат Кэт – не забывай!
– Но не твой суженый.
– Нет. Я же говорила, что ни за что не выйду за него замуж.
– Это не имеет значения. Все равно ты не принадлежишь Синклерам и никогда не будешь принадлежать. Теперь ты наша – отныне и навсегда. – Лахлан поднял с пола красивое платье английского фасона и яростно разорвал его на клочки – еще одно яркое доказательство полной утраты самоконтроля. – Ты принадлежишь клану Балморалов и должна носить наш тартан!
Эмили горестно взглянула на кучку жалких тряпок.
– Не могу.
– У тебя нет выбора.
Боль сжала сердце.
– Но ты же не собираешься на мне жениться.
Ответить Лахлан не успел: раздался тяжелый, настойчивый стук в дверь. Потом послышался голос Ульфа. Воин что-то торопливо говорил на своем языке. Что именно, Эмили не смогла разобрать, однако тон безошибочно выдавал настойчивость и крайнее нетерпение. Лахлан нахмурился и быстро пошел открывать – даже не потрудившись одеться.
Эмили нырнула в постель и едва успела натянуть плед, как в спальню влетел Ульф.
– В чем дело? – сурово поинтересовался Лахлан. Ульф испепелил ненавистную англичанку взглядом.
– Не при ней.
Вождь нетерпеливо вздохнул, вышел в галерею – как был, обнаженным – и плотно закрыл за собой дверь.
Через несколько минут вернулся – озабоченный, недовольный.
– Близость придется отложить, англичанка. И все же помни: ты предложила мне свое тело, и я непременно его возьму… а вместе с ним и все остальное.
«Все остальное? О чем он говорит? Может быть, о сердце? Нет, этого не может быть. Да и насчет тела скоро передумает. Или не передумает?»
Лахлан быстро оделся.
– Прикажу Марте принести тебе женский плед.
Вождь повернулся и ушел – не поцеловав, не объяснив, какие события срочно потребовали пристального внимания.
Однако Эмили и сама догадалась, хотя боялась верить собственной интуиции. Неприятности создал Талорк.
Она достала из сундука еще одно полотенце и тщательно вымылась – вернее, протерлась – оставшейся в кувшине водой. Надела рубашку. Вскоре появилась Марта с пледом в руках. Добрая женщина помогла неумелой англичанке справиться со сложным костюмом, однако скрыть тревогу ей так и не удалось.
– Тебе известно, что произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95