казалось, он впитывает в себя свет и тепло не только стоящей рядом лампы, но и всей комнаты. В его рубиновом свете лицо Торри казалось грязным от пыли и пота. Ему стоило изрядных усилий сжать пальцы, прогнав темноту и причудливо-алый отсвет. Снова вспыхнул свет лампы и свет дня.
Осия уже стоял на коленях рядом с Торри.
– Тот самый рубин, вынутый из разломанного ожерелья Брисингов, благословенного и проклятого, – произнес он, покачав головой. – Значит, герцог уже нашел один и искал остальные камни.
Сенсевер рассудительно кивнул:
– Именно это меня и тревожило. Его покойная Пылкость притворялся человеком куда лучше всех тех огненных великанов, о которых я когда-либо слышал. Все Старшие Народы – оборотни, но невозможно подумать, что огненный великан сам по себе способен так долго носить чужой облик. Изменить обличье на час, на время трапезы, на день – еще куда ни шло. Но не на годы же… Очевидно, он имел у себя некий дополнительный источник силы. – Лорд Сенсевер протянул руку. – Лучше передать его под мою опеку.
Бранден дель Бранден вскочил на ноги.
– Думаю, камень должен остаться здесь, в Доме Пламени. Это огненный самоцвет, в конце концов.
Ториан дель Орвальд тоже встал.
– Распорядитель дуэлей представляет весь Доминион, – произнес он, положив руку на эфес меча и чуть повернув голову, чтобы видеть все здоровым глазом. Двигался он совсем не как больной старик. – Именно мне следует забрать его – именем Неба.
Нет, никому из них нельзя довериться.
Торри поднялся на ноги, держа камень в левой руке, а правую положив на рукоять меча.
– Полагаете, что у вас получится отобрать у меня рубин?
Ториан дель Орвальд кивнул:
– Да, внук, думаю, что получится. И не только у меня. Тебе этот камень ни к чему, юный Ториан. Он слишком опасен.
Болван ты, Торри, подумал Йен. Втравить их в такую историю, а все почему? Потому что побежал обратно доставать камень из сейфа, вместо того чтобы обсудить с остальными возможные последствия.
Да, во всем виноваты его родители и соседи. Торри выращивали в оранжерее, его окружали люди, которым он верил. Он просто не знал, какие законы правят миром, не знал, что не всегда можно полагаться на тех, на кого ты привык полагаться.
Йен-то это прекрасно знал: уроки Бенджамина Сильверстейна не прошли даром.
Конечно, Бранден дель Бранден – друг Торри, лорд Сенсевер – друг его семьи, а Ториан дель Орвальд вообще его родной дед, но этот рубин – камень Брисингамена, и каждый из троих без труда объяснит, почему камню не следует оставаться у Торри и почему хранить камень следует именно ему. Вот черт!
Теперь им либо придется прорываться из Города с боем – а каковы шансы у них двоих? – либо…
Стараясь двигаться плавно, Йен поспешно обогнул Брандена дель Брандена и нырнул в дверь, которая вела на веранду.
– Торри! – крикнул Йен от двери. – Давай его сюда! И прикрой меня!
Торри действовал почти не колеблясь: он из-за спины кинул камень Йену, затем прыгнул к двери на веранду, чтобы загородить дорогу остальным, вытаскивая на ходу меч. И встал за спиной у Йена.
– Торопись давай, – сказал он. – Дело дерьмо.
А то я сам не вижу, подумал Йен. Ладно, со взаимными обвинениями можно и подождать.
– Минутку, – сказал Йен.
Он вышел на веранду. Рубин был теплым на ощупь; он не успел бы так нагреться от руки Торри за несколько минут. И хотя самоцвет вовсе не казался тяжелым, требовалось приложить некие усилия, чтобы сдвинуть его с места – словно тот, кто его создал, не озаботился синхронизировать вес и инерцию камня.
Йен посмотрел в голубое небо. Оно было глубже и ярче, чем дома, непорочная белизна облачков слепила глаза. И высоко над Городом кружила черная птица. Ворона, надо думать? Нет. Йен улыбнулся. Ворон.
Ничего, кроме чистой логики: камень должен хранить тот, кто знает о важности Брисингамена, кому можно доверить и рубин, и все остальные камни ожерелья – до тех пор, пока не настанет время завершить этот цикл существования Вселенной.
Еще рано, подумал Йен. Мне еще много чего надо сделать, и я не один такой.
– Хугин! – крикнул он. – Слышишь меня? Лети сюда! Мунин, дуй сюда, это я, Йен Сильверстейн!
Он и прежде видел кружащую в небе птицу, однако это не отложилось в его сознании. Но вороны сами говорили, что они еще встретятся, и вполне разумно, что Харбард послал кого-то из них следить, что произойдет в Городе.
Черная птица продолжала свой плавный полет, и сердце у Йена упало.
– Йен, – раздался сзади голос Торри. – У нас мало времени.
– Заткнись, – огрызнулся Йен, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Может, проглотить камень? Нет: ему просто взрежут брюхо – какие тут церемонии?
Бежать? Куда?
Ворон сделал вираж, а потом устремился вниз, сложив крылья.
Сработало!
– Отнеси ей камень от меня!
Самоцвет взлетел в воздух, сверкая в лучах солнца, разгораясь все ярче и ярче, словно крохотное солнце, на которое больно смотреть, но от которого невозможно оторвать глаз.
Когти ворона сомкнулись вокруг камня с отчетливым щелчком.
– И поблагодари ее за яблоки, – сказал Йен. – И за статуэтку, не забудь поблагодарить за статуэтку! – И шепотом добавил, уверенный, что птица этого уже не услышит: – Передай ей спасибо за ее слова, что я… тоже кое-чего стою.
– Не будь ты таким глупцом, тебе бы не понадобились уверения отставной богини плодородия, Йен Сильверстоун, – откликнулся ворон: его карканье таяло вдалеке. – Но я все ей передам. Счастливо, Йен Сильверстоун! – добавила птица.
Широкие крылья уже несли ворона высоко в небо, на юг.
Был ли это Хугин или Мунин? Станет ли Фрейя хранить обломок Брисингамена, как обещала, до конца времен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97