Он не таил темную сторону своей личности. Он говорил все, что у него на уме. Это и недостаток, и достоинство; возможно, Саймон – червь, но он честный и нетребовательный червь. Я был уверен, что наш сосед – не серийный убийца со склонностью к каннибализму, иначе он жизнерадостно поведал бы нам во всех подробностях, как следует поджаривать человеческую плоть. Саймон – редкий экземпляр, человек без секретов.
Зато меня всю жизнь снедала столь сильная тяга к скрытности, что я даже замирал на мгновение, прежде чем отозваться на перекличке в начале урока. Джим, Пол и Саймон понятия не имели, что когда меня нет в квартире, я выступаю в роли отца и мужа. Я считал, что так будет лучше. В квартиру я въехал первым и не видел никакой необходимости посвящать новых соседей в свою необычную семейную жизнь. Но лгал я мало. Моим методом обмана было умолчание. Однажды Катерина пошутила, что я не рассказываю о своей работе именно потому, что не хочу ей лгать. Как же я смеялся. Понятное дело, мне пришлось запустить механизм дополнительной защиты своих мужских секретов. И отсмеявшись, я пробормотал:
– Вовсе нет.
Моя скрытность была на руку Катерине. Я рано понял, что если у матери твоих детей выдался скучный день, не очень тактично рассказывать ей, как интересно и классно ты провел время. Она бы предпочла, чтоб и ты поскучал. Поэтому в те дни, когда я приходил домой и заставал там тоску зеленую, то изо всех сил старался не выглядеть веселым и довольным.
В ту пятницу я вернулся и обнаружил, что Милли смотрит фильм по видео, а Катерина, стоя на карачках, драит плиту, время от времени толкая детское креслице, в котором сидит Альфи.
– Как прошел день? – спросила она.
– Да ты знаешь, довольно скучно.
– Обедал?
– Да так, кое-что перехватил.
– Где?
– Где?.. Хм, да так, был на обеде по случаю вручения премии.
– На обеде по случаю вручения премии? Так это же здорово!
– Да ну, скука смертная. Эти рекламщики вечно устраивают обеды по случаю своих дурацких премий. Честно говоря, весьма утомительно.
– Так ты вернулся к себе в студию, чтобы поработать?
– Нет… Да и поработать я не сумел бы – выпил слишком много шампанского. Не знаю, настоящее ли; на вкус какая-то дешевка, да еще пришлось проторчать там всю вторую половину дня.
– Здорово.
– Вообще-то мне деваться было некуда. Понимаешь, надо завязывать контакты, налаживать связи и заниматься прочей поганой ерундой.
Катерина сунула голову в духовку, и я быстро убедился, что она ее именно чистит, а не готовится к самоубийству.
– Тебя-то не выдвигали на премию? – донесся из духовки гулкий голос.
– Более-менее.
– Более-менее?
– Ну да, выдвигали. Лучшая оригинальная фоновая музыка – для банка, помнишь, которую я сочинял прошлой осенью.
– Господи, и ты молчал?
– Тебе и так достается, зачем докучать тебе рассказами о работе, – неубедительно ответил я.
Катерина замолчала, сдирая остатки жирной корки, и я понадеялся, что перекрестный допрос завершен.
– Значит, премию не тебе дали?
– Ну… Это…. Вообще-то мне.
Катерина стукнулась головой о внутреннюю стенку духовки, вылезла и с недоверием посмотрела на меня.
– Ты был на обеде по случаю вручения премии, и именно тебе ее вручили?
– Э-э… ага. Такая большая серебряная статуэтка. Поднялся на сцену за ней, все зааплодировали, Джон Пил представил меня, пожал руку, а потом мы долго разговаривали.
– Джон Пил? Надеюсь, ты не спросил его, помнит ли он твою гибкую пластинку?
– Катерина, Джон Пил получал каждый год тысячи и тысячи записей, я не рассчитываю, что он помнит одну-единственную гибкую пластинку, которой даже не прослушал.
– Значит, он ее не помнит?
– Нет, не помнит. Не помнит. Но вообще-то он очень приятный человек, даже приятнее, чем на радио. Все подходили, поздравляли, смотрели на мою награду и фотографировали.
И тут до меня дошло, что я сорвал с себя покров мученика, и запоздало попытался нацепить его обратно.
– Но знаешь, если не считать этого момента, все остальное было жуть как утомительно. Фальшиво. А награда целую тонну весит. Ужас – тащиться с ней по Парк-лейн, да еще ловить такси.
– Кошмар, – согласилась Катерина, все еще стоя на карачках. На ее лице чернела сажа, в волосах застряли какие-то ошметки.
Альфи, которому надоела неподвижность, принялся подвывать.
– Э-э, я думал принять ванну, – осмелился сказать я. – Но, наверное, я могу немного присмотреть за детьми, если хочешь помыться до меня.
– Не хотелось бы причинять тебе неудобств. Ведь у тебя был такой ужасный день, – многозначительно сказала она.

* * *

По мне, так говорить людям то, что ты думаешь, – верный путь нарываться на неприятности. Считается, что полная и безоговорочная честность – единственный способ сохранить счастливые взаимоотношения, но нет утверждения, более далекого от истины. Если двое закончили заниматься любовью, то вряд ли честный и откровенный разговор обрадует их. Женщина говорит: «О, это было волшебно», а вовсе не: «Ты слишком торопился». А он говорит: «О, все было чудесно», а не: «А знаешь, ощущения куда сильнее, если представить, будто трахаешь твою лучшую подругу».
Все супружеские пары в той или иной степени обманывают друг друга, поэтому мое поведение – не столь уж дикое. Кто из отцов не слышал ночью крика младенца и не торопился прикинуться спящим? Да, я был скрытней большинства мужчин, зато верен своей жене. К тому же, Катерина ведь тоже лгала. Когда перед выборами к нам заглянули консерваторы, чтобы склонить меня на свою сторону, Катерина заявила им, что Майкл Адамс – это она. Хриплым голосом она поведала, что недавно сменила пол, а теперь хочет вступить в партию тори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80