С равным успехом мешок мог быть украден с любой стройки?»
«Борковский, Антос, – записывает он в блокнот, – выяснить, что их связывает».

ГЛАВА IX

Станислав Дузь – высокий, кряжистый рабочий – едва умещается с противоположной стороны стола, опирается на него всем телом и, явно не зная, куда девать руки, растерянно смотрит на следователя.
– Профессия?
Дузь разводит руками.
– Какая у меня профессия? Работаю разнорабочим на стройке в микрорайоне Заборувек.
– Судим? – Корч отрывает взгляд от исписанного листа.
Дузь сжимает зубы, морщина на лбу проступает резче.
– Да. – ответ звучит коротко и глухо.
– За что?
На губах Дузя появляется ироническая усмешка, в голосе тоже ирония:
– Будто сами не знаете, за что… Вор я. Пойман с поличным. Украл мешок цемента. Получил год условно.
Эта явная ирония Корча настораживает.
– Да, действительно, я что-то слышал об этом… – говорит он медленно.
– Теперь меня опять в чем-нибудь обвиняют?! – в голосе явный вызов. – Опять донос?
– Я хотел бы знать, где вы были пятнадцатого июля.
Дузь пожимает плечами.
– А кто ж его знает? Тут забудешь, что вчера делал, а две недели назад…
– Постарайтесь вспомнить, – многозначительно говорит Корч.
Дузь задумывается.
– Пятнадцатое, пятнадцатое… – повторяет он. – А… так это тот день, когда пожар был?
– Вот именно.
– Ага, я так и знал: кто-то опять хочет впутать меня в историю! На этот раз не выйдет. Пятнадцатого моя жена рожала в воеводском роддоме. С утра мне сообщили, я отпросился с работы и двухчасовым автобусом уехал. А потому как родился сын, пошел в город и с радости напился. Потом меня подобрала «раковая шейка». Всю ночь проспал в вытрезвиловке. Выпустили на следующий день в девять утра. Да еще деньги содрали. А когда я вернулся в Заборув, тут от склада только головешки дымились.
– Хорошо. Посидите тут. – Корч выходит.
– Проверь-ка, да побыстрее, содержался ли Станислав Дузь в воеводском вытрезвителе в ночь с 15 на 16 июля, – поручает он дежурному.
– Как вы были одеты, когда ездили к жене? – спрашивает Корч, возвращаясь.
Дузь снова задумывается.
– Вроде бы я ездил в светлом костюме. Точно После работы переоделся.
– А верхняя одежда: пальто, куртка?
– Нет, в плаще я был, – машинально отвечает Дузь. – А почему вы об этом спрашиваете?
– У вас есть куртка? – перебивает его Корч.
– Есть.
– На работе вы были в ней?
– В ней. Но потом стало жарко, я ее снял и оставил в раздевалке, на вешалке. А недавно забрал домой.
– Кто может входить в раздевалку?
Дузь пожимает плечами.
– Да все могут. После работы раздевалку запирают. У меня ничего не пропало, – он поворачивает голову к двери, в которой появляется дежурный.
Корч встает, подходит к милиционеру, берет у него записку и быстро пробегает ее глазами. Из текста следует, что пятнадцатого июля в восемнадцать часов Дузь был задержан воеводской милицией за нарушение общественного порядка в нетрезвом состоянии и ночь с пятнадцатого на шестнадцатое провел в медвытрезвителе. Освобожден был в девять часов утра шестнадцатого июля после взыскания с него установленной платы.
Корч прячет записку в стол и продолжает допрос.
– Вы сказали, что из куртки у вас ничего не пропало. А вы хорошо ее осмотрели?
– Да что ее смотреть, – недоумевает Дузь, – в карманах у меня ничего не было, нечего и проверять…
– Вы можете принести мне куртку и оставить ее на несколько дней?
– А почему нет? – Дузь старается не выдать своего удивления. – Вижу, все-таки хотят меня впутать… – бормочет он чуть слышно.
– Почему вы так думаете! Надо понимать, что в историю с хищением мешка цемента вас тоже впутали? Но вы же действительно взяли этот мешок? И сами признали это на суде.
– И взял, и не взял. Антос попросил меня выручить его и отнести этот мешок директору магазина стройматериалов. Обещал за это бутылку. Я согласился, жалко, что ли? Он выдал мне цемент, я погрузил его на тачку и отвез Борковскому. А тут как назло у него какие-то милиционеры. Я их увидел, хотел завернуть оглобли, да поздно – меня заметили. Стали спрашивать, что да как, откуда цемент, зачем я его сюда привез? Пришлось выкручиваться – не хотелось подводить Антоса и Борковского. А потом они же оба меня и продали. Антос написал, что я взял мешок без него, а Борковский показал, что я и раньше вроде бы предлагал ему ворованное, а он, мол, каждый раз отказывался. Им поверили. Еще бы! Борковский – двоюродный брат жены Голомбека, а кладовщик – родня председателю Янишевокому. А я – что? Если бы не наш директор Якубяк, мне бы тут вообще житья не стало. Только он и поддержал.
– Почему вы думаете, что против вас опять подали заявление? У вас есть враги?
Дузь мрачнеет. Молчит.
– Да тут такая история… – наконец выдавливает он из себя, низко опуская голову, – сунул я нос не в свое дело…
– В какое дело? Что вы имеете в виду?
Дузь пристально смотрит на Корча.
– А правду говорят, будто это вы спасли на пожаре Яську Врубля?
Корч откровенно озадачен!
– При чем тут это?
– Да я просто так спросил. В городе говорят…
– Что же в этом особенного? – Корч пожимает плечами. – Для того мы там и были. Но вы не ответили на мой вопрос: в какую историю вы впутались? – возвращается он к интересующей его теме.
– Вы человек здесь новый, чужой. Поживете побольше, сами поймете, что к чему… – Дузь говорит медленно и неохотно.
«Кажется, ничего больше я пока от него не добьюсь, – мысленно решает Корч. – Может быть, позже, если удастся завоевать его доверие?»
Уже попрощавшись, Дузь останавливается у двери, переступает с ноги на ногу. Похоже, он хочет сказать что-то еще и не решается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51