– Андрюша, пойдем, я тебе Вильнюс покажу…
– Верочка, ты никуда не уйдешь, пока я не докажу тебе, что мы двадцать три года ходили в дураках!
– Это становится интересно. Только прости, милый, я должна домой звякнуть. Можно?
Пока она набирала свой номер, Андрей большими глазами, подперев голову рукой, следил за ее движениями. Как же я был глуп и щедр, думал уже немолодой десятиклассник. Значит, имея волшебное право на внимание и душу этой женщины, я пренебрег предназначением – единственно из рокового заблуждения мальчишки, что раз с такого везения началась жизнь, то не счесть мне алмазов в будущем! Вера, Верочка, я вымолю себе прощение, я сумею убедить… когда я так этого желаю, я сумею убедить тебя в том, что нам судьба была здесь увидеться. И все. И никогда мне уже не жить без тебя, не дышать.
– Алло, Валечка? Вы что – еще не сели за стол? А ну, дай папу! Женя, это что за дела? Да мало ли что, я же оставила весь ужин! От тебя только одно и требовалось – разогреть и проследить! Хорош папаня! Не надо мне объяснений! Один раз вышла из дому, школьный друг приехал, хотела его домой пригласить… Не желаю твоих объяснений, актрисам своим объясняй! Все! Обиделась, и ссора!
Вера повесила трубку, расстроенно покачала головой. Потом они некоторое время глядели друг на друга. Андрей, конечно, закурил. Какой же мужчина не закурит перед лицом опасности?
– Он у тебя, значит, актер?
– Режиссер. А ты разве не знал? Кинокартину «Я, капрал и другие» не видел? Ты же меня по фамилии разыскал. Фамилия, слава богу, – по всей стране…
– А-а, да. Колоссально. Ну, пошли, познакомишь. Детей много?
– Трое. Один раз из дому ушла, школьный друг приехал, а он детей покормить не может, представляешь? Ты жене своей помогаешь?
– Я-то? – Андрей насупился. – Первой жене я, честно скажу, не помогал. За то она и любила меня, но не в этом дело. Со второй было иначе, но там сильно вредила теща, и я бросил помогать… Ты, собственно, какую помощь имеешь в виду?
– Да ты что, Андрюша? Слушай, странный, побледнел, что ли, да. Андрей, пошли на улицу? Мы же ни о чем не поговорили.
– Верочка!
– Что, милый?
– А ведь я на тебе жениться решил. Знаешь, как решил – тихо, ие перебивай! – ни разу в жизни, оказывается, я ничего самостоятельно не решал. Ого, вот так открытие! Ни разу в жизни. Науку дробил, друзей находил, а то терял, семью за семьей проходил, как класс за классом, – думаю, народ со стороны тираном, деспотом меня обзывать должен… Сорок лет жизни. Нуль я, ого, нуль по линии собственных решений. Как, знаешь, оловянный солдатик. Вроде с ружьем, вроде мужик и вроде из металла – а на самом деле – игрушечка. Куда понесут лужи городские – хотите, в речку, хотите, в сток или в океан… В чужих руках или у судьбы в руках, как хочешь. Главное – и в науке шел за чьими-то толчками. Меня подтолкнут, я сделаю. «Хороший инженер» – значит, видимость инициативы. Подожди, Вера, я клятву сотворю. Вот не сойти мне с этого места: за сорок годочков, оказывается, впервые сам – САМ – решил. Сам задумал, и такое колотье началось! Еще бы, с непривычки. Оловянный солдатик с судьбой надумал поиграть, принцессу упропагандировать… Вер, а Вер!
– Что, милый?
Так сказала – просто и издалека. И опять шарик лопнул. В одиночку-то разве осилить?
– Гм-да… Ну, прости меня, дурня. Все правильно. Беру глупости назад.
…Андрей Колошин поглядел на часы. Шесть ровно. И где-то пробило колоколом – не то в ратуше, не то в другом соборе… Мечтатель недомечтал. Близость прихода Веры отняла призраков и прочую чушь. Взглянул на себя в зеркало. Удовольствия никому не доставил. Плюс поташнивало от перекура. Открыл оба окна и дверь. Сквозняк и надежда, что так быстрее втянется в эти сети… Ай, каблучки по коридору, сюда, сюда. Все забилось и смешалось. Парень встал.
– Можно? – Прочь уверенность, снова пятнадцать лет, как в кино. Вера захлопнула дверь. Подошла молча. Ну, ему точно пятнадцать, максимум – шестнадцать, но ей-то, ей… Секунда полной, кромешной тоски. Девочка стала дамой, каждая черточка удвоилась, и нету Лариной, нету ничего. Он смущенно улыбался, она грустно кивала. Но когда заговорила…
– Что же ты застыл, Андрейка, не узнаешь подругу?…Когда она заговорила, секунда тоски сошла на нет,
горячее брызнуло в мозг. А когда закрыла рот, Андрей обомлел – так красиво. Румянец, смешанный с летним загаром, нежные ямочки возле глаз – он их, самых главных, забыл!… Девочка исчезла, зато воцарилось прекрасное существо с влажными губами… Он взял ее руку. Глупо описывать, что это была за рука. Даже в случае гениального подбора слов окажется, что это – одна из тысяч ласковых женских ручек. А у Андрея было чувство первой такой ласки, первой такой кожи и такого тепла. Сначала шла Верочкина рука, а уже за нею – Наташи Ростовой, Бонасье, Бовари, Ольги Лариной и всех гениально описанных. Сама собой у взрослых, так и не присевших друзей родилась игра. Андрей зажмурится – Вера скривит рот. Андрей надует щеки – Вера по-детски сгримасничает. Андрей щелкнет языком – Вера откликнется по-иному. А вот иссякла дурацкая фантазия, и оба, как по команде, вздохнули. От этого стало безумно смешно, Верочка памятно захохотала, ямочки образовали целую дельту притоков и вся эта красота вбегала в уголки глаз, а оттуда навстречу – слезы. Без объявления войны и даже не отдав самому себе отчета, Андрей Колошин подчинил своим губам Верочкины слезы-смешинки, каждую ямку, лоб, волосы, шею и вдруг замер в миллиметре от Верочкиного рта. На протяжении долгого времени стояла тишина. Потом Вера приподняла голову с подушки и поискала глазами часы.
– Андрей, где у тебя часы, сколько сейчас?
1 2 3 4