– Просит нас подождать его на месте. Я пока запишу показания. Надо начинать розыск этого типа.
Стефан встал:
– Я выйду. Мне нужен свежий воздух.

Выйдя во двор, он понял, что пытается что-то припомнить, что-то связанное с рассказом Эльзы Берггрен. Обошел дом, стараясь держаться подальше, чтобы не затоптать возможные следы. Он попытался представить описанное ею лицо. Он знал, что не встречался с этим человеком, но все равно у него было чувство, что он где-то его видел. Он постучал себя по лбу в надежде оживить память. Что-то, связанное с Джузеппе.
Ужин в гостинице. Они сидят за столом. Официантка курсирует между кухней и залом. Там был еще один посетитель. Пожилой человек, он сидел один за столиком. Лица его Стефан не запомнил, но что-то такое в памяти отпечаталось. Через минуту он вспомнил. Этот человек не сказал ни единого слова, хотя несколько раз подзывал официантку. Он уже был в ресторане, когда туда пришли сначала Стефан, а потом и Джузеппе. И он оставался, когда они ушли.
Он порылся в памяти. Джузеппе рисовал что-то на обратной стороне счета. Перед уходом он смял его и бросил в пепельницу.
Что-то с этой бумажкой, а что именно, он не мог припомнить. Но человек за столом все время молчал. И чем-то он неопределенно напоминал беглый словесный портрет, данный Эльзой Берггрен.

Он вернулся в дом. Было двадцать минут второго. Эльза Берггрен все еще сидела на диване. Она была очень бледна.
– Он варит кофе, – сказала она.
Стефан пошел в кухню.
– Без кофе я ничего не соображаю, – сказал Эрик Юханссон. – Может, тоже выпьешь? Говоря по правде, вид у тебя кошмарный. Может быть, все-таки обратишься к врачу?
– Сначала поговорю с Джузеппе.
Эрик Юханссон варил кофе. Он медленно сосчитал до пятнадцати.
– Извини, что я был резок. Но полиция здесь, в Херьедалене, часто чувствует себя обойденной. Это касается и Джузеппе. Чтобы ты знал.
– Я понимаю.
– Думаю, что не понимаешь. Но это так.
Он налил Стефану. Стефан продолжал мучительно припоминать, что же такое связано с исписанной Джузеппе бумажкой. Но только под утро у него появилась возможность спросить Джузеппе, что он помнит о том вечере в ресторане. Джузеппе приехал без двух минут два. Когда он выяснил ситуацию, они втроем поехали в полицию, вызвав для наблюдения за домом другого полицейского. Словесный портрет был слишком расплывчатым, чтобы на основе его объявить розыск. Но из Эстерсунда в первой половине дня должно прибыть подкрепление. Опять надо будет начинать стучаться во все двери. Кто-то же должен был что-то заметить, рассуждал Джузеппе. Наверняка у него есть машина. Не так уж много англоговорящих южноевропейцев можно встретить в это время года в Свеге. Случается иногда, конечно, что кто-то приезжает из Мадрида или Милана поохотиться на лосей. Итальянцы к тому же страстные грибники. Но сейчас грибов нет, а сезон охоты пока не открыт. Кто-то должен был его видеть. Или его, или машину. Или что-то еще.
В полшестого Эрик ушел поставить у дома заграждение. Джузеппе выглядел усталым и раздраженным.
– Он должен был сделать это сразу, – сказал он. – Как можно работать, если не соблюдаются элементарные правила?
Он сел на стул и положил ноги на письменный стол.
– Помнишь наш ужин в гостинице? – спросил Стефан.
– Прекрасно.
– Там сидел еще один посетитель – пожилой мужчина. Помнишь?
– Слабо. У дверей в кухню?
– Левее.
Джузеппе устало смотрел на него:
– Почему ты его вспомнил?
– Он не произнес ни слова. Это можно объяснить тем, что он не хотел показывать, что он иностранец.
– Какого черта он не должен этого показывать?
– Потому что мы полицейские. Это слово повторялось за обедом много раз. «Полиция» – это полиция, почти на всех языках. К тому же мне кажется, что он подходит под портрет, описанный Эльзой Берггрен.
Джузеппе покачал головой:
– Не тянет. Слишком похоже на случайность и слишком глубокомысленно.
– Может быть. Но как бы то ни было – ты сидел и что-то рисовал на бумажке, пока мы ели.
– Это был счет. Я на следующий день спросил про него, но бумажка пропала. Официантка сказала, что она счета не видела.
– В том-то и дело. Куда он делся?
Джузеппе перестал качаться на стуле.
– Ты хочешь сказать, что этот человек мог взять счет после нашего ухода?
– Я ничего не хочу сказать. Я просто думаю вслух. Что ты там писал?
– Имена, мне кажется, – Джузеппе говорил медленно, пытаясь вспомнить, – абсолютно точно, имена. Мы говорили, что их трое – Герберт Молин, Авраам Андерссон и Эльза Берггрен. Пытались понять, что их связывает.
Джузеппе резко выпрямился.
– Я написал все эти имена и соединил их стрелками. Вышел треугольник. К тому же рядом с фамилией «Андерссон» я нарисовал свастику.
– И все?
– Все, насколько я помню.
– Я могу ошибаться, – сказал Стефан, – но, пока ты комкал бумажку, мне показалось, что рядом со свастикой стоит жирный вопросительный знак.
– Не исключено.
Джузеппе встал и прислонился к стене.
– Слушай, – сказал он. – Мне кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.
– Он сидит в ресторане и вдруг понимает, что мы из полиции. И когда мы уходим, он подбирает смятую бумажку, брошенную тобой в пепельницу. И тут появляется целая цепочка предположений. Если он подбирает бумажку, значит, она его интересует. А интересует она его только потому, что он как-то замешан в этом деле.
Джузеппе поднял руку:
– Как замешан?
– Это приводит нас ко второму предположению. Если это тот же самый, кто побывал ночью у Эльзы Берггрен и попытался меня укокошить, мы должны задать себе как минимум один важный вопрос.
– Какой?
– Вопрос об его вопросе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130