ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Заметив мое приближение, Дэнни Фэнтл сумел одурачить меня и убежать вниз по лестнице. Гилберт молча стоял и смотрел прямо перед собой: он чувствовал себя спокойным из-за связывавшей нас тайны. «Это игра», – уверял я его. «Игра», – сказал я бедному Стивену Гроссману, и он поверил мне, причем до такой степени, что решился поцеловать нашего мучителя Тони. Возможно, Стивен решил, что сумеет таким образом вызвать жалость к нам в ледяном сердце Тони. Он просчитался: расправа была на редкость суровой.
Между тем под моей внешней отмороженной оболочкой закипало мое собственное языковое море. Становилось все труднее не замечать, что когда телевизионный диктор, к примеру, говорил: «длиться до конца жизни», мой мозг тут же отзывался какой-нибудь рифмованной фразой типа «литься на конец Джимми»; когда я слышал «Альфред Хичкок», в голове у меня звенело «али Фредди петушок» или «Хикки Алькок». Когда в библиотеке я читал Бута Таркингтона, мое горло и язык вовсю работали, несмотря на сопротивление стиснутых челюстей, составляя рифму к словам песенки «Радость рэппера» (которая каждые пятнадцать минут гремела во дворе). Я доходил до того, что мой невидимый компаньон – то ли Билли, то ли Бейли – начинал прямо-таки нарываться на оскорбления, и мне было все труднее сдерживаться.
К счастью, период поцелуев длился недолго. У меня появились другие привычки, другие симптомы болезни. Бледный тринадцатилетка, которого мистер Кассел выволок из библиотеки и предложил Минне, беспрерывно постукивал ногами по полу, посвистывал, прищелкивал языком, подмигивал… Я то и дело быстро крутил головой, возил руками по стене – словом, делал все, чего требовал от меня захваченный синдромом Туретта мозг. Мой собственный язык бурлил в моем нутре, промороженное море таяло, но было слишком опасно выпускать его на волю. Речь имела смысл, а я не мог позволить не то что чужим, но даже и себе самому в полной мере понять, насколько осмысленно мое безумство. Ужимки и фиглярство были случайными проявлениями психоза, и на них смотрели снисходительно. Проще говоря, одно дело погладить Лесона Монтроуза по руке или даже поцеловать его, а другое – назвать его Салоном Тормоузом, или Левшой Роузманом, или, скажем, Лесным Дикоброузом. Так что, несмотря на то, что я собирал слова, с каким-то садомазохизмом извращал их, растапливал, спиливал у них края, складывал их в раскачивающиеся кучи, прежде чем дать им выход, я превращал их в некое физиологическое шоу, в маниакальную хореографию.
И мне казалось, что я здорово замаскировался. Из всех существующих тиков у меня была добрая дюжина или около того. Мое тело представляло собой перезаведенную часовую пружину, которая без труда могла дважды прокрутить стрелки вокруг циферблата. В то же время я мог запросто изобразить полный дом остановившихся часов, механизм огромной фабрики, производственную линию вроде той, которую мы видели в подвале Бруклинской публичной библиотеки, что на Четвертой авеню. Причем мои лихорадочные действия сопровождала лекция о гении Чарли Чаплина, которую некто в моем мозгу излагал ровным металлическим голосом. Вообще Чарли Чаплин и Бастер Китон (особенно в роли генерала, страдавшего таким же уродством, что и я) служили мне моделями: явно переполненные агрессией, едва останавливающие собственную разрушительную энергию, они умудрялись каким-то образом сдерживать себя и балансировали на грани опасности, но люди все же питали к ним интерес. Мне даже не пришлось уж слишком утомляться, чтобы найти девиз: молчание – золото, ясно? Ясно. Побереги лучше время, совершенствуй свои физические навыки, учись сдерживать свои идиотские привычки гладить стены, строить рожи и завязывать шнурки. Забавляй людей, тогда они не захотят причинить тебе зло. Поэтому я старался держать язык за зубами, не обращать внимания на подергивание в щеке, на комок в горле и заставлял себя глотать рвущиеся наружу слова, как глотают блевотину. Нутро у меня горело.
Мы проехали милю или две, пока грузовик Минны не остановился. Мотор замолчал. Через несколько минут он выпустил нас из кузова, и мы оказались на огороженном складском дворе, расположенном в разоренной промышленной зоне, в тени скоростного шоссе Бруклин-Квинс. Это место называлось «Ред-Хук», как я потом узнал. Минна подвел нас к большому грузовику. Точнее, это был не грузовик, а огромный трейлер на двенадцати колесах, только без кабины. Минна поднял вверх тент, и мы увидели груз – сотню, две, а может, и больше одинаковых запечатанных картонных коробок. По моему телу пробежала дрожь: я тут же тайком пересчитал их.
– Так, ребята, двое забирайтесь в кузов, – сердитым тоном произнес Минна. Тони и Дэнни удалось первыми взобраться в кузов, где они были защищены от палящих солнечных лучей. – Вы будете носить коробки туда. – Он указал нам с Гилбертом на здание склада. – Эти подадут вам коробки, а вы перетащите их на склад. Все просто как божий день. Понятно? – Все кивнули, я пискнул. Никто этого не заметил.
Минна отворил широкие двери склада и указал нам, куда ставить ящики. За дело мы взялись с огоньком, но быстро скисли на жаре. Тони и Дэнни подтаскивали коробки к краю кузова, а мы с Гилбертом первую дюжину раз сбегали на склад. Правда, потом старшие парни смилостивились над нами и стали помогать нам таскать груз через раскаленный складской двор. Минна ни к одной коробке даже не притронулся – все время, что мы трудились, он провел в складской конторе. Комната была беспорядочно набита столами, каталожными ящиками, стопками бумаги, порнографическими календарями и оранжевыми знаками для дорожных работ – все это мы смогли рассмотреть сквозь пыльное окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Между тем под моей внешней отмороженной оболочкой закипало мое собственное языковое море. Становилось все труднее не замечать, что когда телевизионный диктор, к примеру, говорил: «длиться до конца жизни», мой мозг тут же отзывался какой-нибудь рифмованной фразой типа «литься на конец Джимми»; когда я слышал «Альфред Хичкок», в голове у меня звенело «али Фредди петушок» или «Хикки Алькок». Когда в библиотеке я читал Бута Таркингтона, мое горло и язык вовсю работали, несмотря на сопротивление стиснутых челюстей, составляя рифму к словам песенки «Радость рэппера» (которая каждые пятнадцать минут гремела во дворе). Я доходил до того, что мой невидимый компаньон – то ли Билли, то ли Бейли – начинал прямо-таки нарываться на оскорбления, и мне было все труднее сдерживаться.
К счастью, период поцелуев длился недолго. У меня появились другие привычки, другие симптомы болезни. Бледный тринадцатилетка, которого мистер Кассел выволок из библиотеки и предложил Минне, беспрерывно постукивал ногами по полу, посвистывал, прищелкивал языком, подмигивал… Я то и дело быстро крутил головой, возил руками по стене – словом, делал все, чего требовал от меня захваченный синдромом Туретта мозг. Мой собственный язык бурлил в моем нутре, промороженное море таяло, но было слишком опасно выпускать его на волю. Речь имела смысл, а я не мог позволить не то что чужим, но даже и себе самому в полной мере понять, насколько осмысленно мое безумство. Ужимки и фиглярство были случайными проявлениями психоза, и на них смотрели снисходительно. Проще говоря, одно дело погладить Лесона Монтроуза по руке или даже поцеловать его, а другое – назвать его Салоном Тормоузом, или Левшой Роузманом, или, скажем, Лесным Дикоброузом. Так что, несмотря на то, что я собирал слова, с каким-то садомазохизмом извращал их, растапливал, спиливал у них края, складывал их в раскачивающиеся кучи, прежде чем дать им выход, я превращал их в некое физиологическое шоу, в маниакальную хореографию.
И мне казалось, что я здорово замаскировался. Из всех существующих тиков у меня была добрая дюжина или около того. Мое тело представляло собой перезаведенную часовую пружину, которая без труда могла дважды прокрутить стрелки вокруг циферблата. В то же время я мог запросто изобразить полный дом остановившихся часов, механизм огромной фабрики, производственную линию вроде той, которую мы видели в подвале Бруклинской публичной библиотеки, что на Четвертой авеню. Причем мои лихорадочные действия сопровождала лекция о гении Чарли Чаплина, которую некто в моем мозгу излагал ровным металлическим голосом. Вообще Чарли Чаплин и Бастер Китон (особенно в роли генерала, страдавшего таким же уродством, что и я) служили мне моделями: явно переполненные агрессией, едва останавливающие собственную разрушительную энергию, они умудрялись каким-то образом сдерживать себя и балансировали на грани опасности, но люди все же питали к ним интерес. Мне даже не пришлось уж слишком утомляться, чтобы найти девиз: молчание – золото, ясно? Ясно. Побереги лучше время, совершенствуй свои физические навыки, учись сдерживать свои идиотские привычки гладить стены, строить рожи и завязывать шнурки. Забавляй людей, тогда они не захотят причинить тебе зло. Поэтому я старался держать язык за зубами, не обращать внимания на подергивание в щеке, на комок в горле и заставлял себя глотать рвущиеся наружу слова, как глотают блевотину. Нутро у меня горело.
Мы проехали милю или две, пока грузовик Минны не остановился. Мотор замолчал. Через несколько минут он выпустил нас из кузова, и мы оказались на огороженном складском дворе, расположенном в разоренной промышленной зоне, в тени скоростного шоссе Бруклин-Квинс. Это место называлось «Ред-Хук», как я потом узнал. Минна подвел нас к большому грузовику. Точнее, это был не грузовик, а огромный трейлер на двенадцати колесах, только без кабины. Минна поднял вверх тент, и мы увидели груз – сотню, две, а может, и больше одинаковых запечатанных картонных коробок. По моему телу пробежала дрожь: я тут же тайком пересчитал их.
– Так, ребята, двое забирайтесь в кузов, – сердитым тоном произнес Минна. Тони и Дэнни удалось первыми взобраться в кузов, где они были защищены от палящих солнечных лучей. – Вы будете носить коробки туда. – Он указал нам с Гилбертом на здание склада. – Эти подадут вам коробки, а вы перетащите их на склад. Все просто как божий день. Понятно? – Все кивнули, я пискнул. Никто этого не заметил.
Минна отворил широкие двери склада и указал нам, куда ставить ящики. За дело мы взялись с огоньком, но быстро скисли на жаре. Тони и Дэнни подтаскивали коробки к краю кузова, а мы с Гилбертом первую дюжину раз сбегали на склад. Правда, потом старшие парни смилостивились над нами и стали помогать нам таскать груз через раскаленный складской двор. Минна ни к одной коробке даже не притронулся – все время, что мы трудились, он провел в складской конторе. Комната была беспорядочно набита столами, каталожными ящиками, стопками бумаги, порнографическими календарями и оранжевыми знаками для дорожных работ – все это мы смогли рассмотреть сквозь пыльное окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111