Я, например, Борман.
– Есть! – обрадовался Ваня, вспомнив свое школьное прозвище, которым его наградил учитель физики, когда во время урока в него, отвечающего у доски, кто-то пульнул огрызком яблока. – Ньютон!
– Ньютон? Прикольно. Не жид, случаем? – насторожился главный.
– Нет, – хихикнул кто-то из парней, – ученый, старый, седой такой, ариец. Законы всякие умные придумывал.
– Законы – это хорошо, – кивнул татуированный. – За Россию для русских сражаться готов? – снова пристально взглянул он на Ваню. – Стать чистильщиком, санитаром?
– Кем? – не понял Ваня.
– Солдатом расовой войны? Воином-освободителем? Уничтожать черную нечисть и возрождать великую Россию?
От этих прочувствованных и суровых слов Ваня чуточку оробел, поскольку никогда раньше никто к нему с подобным не обращался, но тут же взял в себя в руки и почему-то вытянулся по стойке «смирно»:
– Всегда готов!
* * *
Ну что там у нас сенаторы? – Стыров потер сухие горячие руки и нажал кнопку телевизионного пульта. – Устрашились коричневой чумы?
«Закон прошел единогласное одобрение Верхней палаты, – радостно доложила красивая дикторша. – Уже сегодня этот акт будет направлен на утверждение Президенту Российской Федерации».
– Ну вот же! – довольно хмыкнул Стыров. – Можете, когда захотите! Что там у нас для главы государства приготовлено? Хорошие пугалки, яркие.
– Он с удовольствием вгляделся в цветные фотографии плакатов, с которых кричащими буквами вопила надпись: «Смерть жидам!»
– Сколько их будет? – Полковник заглянул в сопроводиловку. – Черт, не многовато ли? Хотя если иметь в виду российские расстояния... Значит, появятся эти живописные заминированные полотна уже послезавтра, сразу от Калининграда до Сахалина. Гуд!
Он еще раз внимательно вгляделся в фотографии, пытаясь понять, что именно не давало глазам отлепиться от снимков.
Какая-то лажа. В чем? Фон? Хороший фон, правильный. Текст? Корявые размашистые буквы, будто чертила яростная мстительная рука.
Буквы...
Вот! Ну, конечно! Профи, твою мать! Ничего доверить нельзя, ничего! Будто в песочнице играют в солдатиков. ..
– Банщикова ко мне!
– Майор, – сверлил он через минуту темечко подчиненного, – глянь-ка свежим взором. Ничего странного не наблюдаешь?
– Нет, товарищ полковник, – честно ответил Банщиков. – А что? Мы их через экспертов пропустили, через психологов.
– Разогнать вас всех надо, – ледяным тоном сообщил Стыров. – И весь отдел твой, и всех экспертов. Может, в Эрмитаж пойдете? Или в Русский музей?
– Не понимаю, – подобрался майор.
– Не понимаешь? Лучше гляди! Почему на всех плакатах почерк один? Что, Веласкес на космическом корабле над Россией-матушкой промчался, по пути разрисовывая фонарные столбы? Или все вокруг идиоты? Как ты с экспертами?
– Но, товарищ полковник, такой и задачи не стояло, чтоб различия в глаза бросались.
– Значит, теперь стоит. Исправить. Немедленно.
– Да как? – чуть ли не взвыл вспотевший майор. – Все уже самолетами отправлено. Завтра же ночью вешать начнут.
– Значит, верни самолеты! – заорал Стыров. И тут же осекся: – Что, заменить не успеем?
– Никак нет...
– Черт! И отменять нельзя.
– Товарищ полковник, я уверен, никто, кроме вас, на это внимания не обратит! – заторопился Банщиков. – Сравнивать, что ли, станут? Как? Для этого надо несколько плакатов в одно место свезти! А мы же их после парочки-троечки взрывов сами поснимаем...
– Поснимаем... Вот и пресса поснимает. А на фотографиях и сравнит, как я сейчас! Ладно. Имей в виду, если что... если хай поднимется, я тебя с твоими экспертами...
– Разрешите идти, товарищ полковник? – вытянулся Банщиков.
– Иди, – хмуро позволил Стыров.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Кроме следователя, к Ване никого не пускали. Ни мать, ни Алку, ни ребят. И тот доктор, чурка, который лицемерно улыбался и все пытался влезть Ване в душу, тоже куда-то исчез. Вместо него за Ваней наблюдала толстая очкастая тетка, Клара Марковна. Вела она себя так, будто вместо Вани, человека, на кровати лежала куча дерьма: брезгливо проверяла пульс, как мясо на рынке, мяла короткопалыми руками Ванино больное плечо, передергиваясь, словно ей было противно, светила ему в зрачки тощим фонариком. А потом демонстративно мыла руки прямо тут, в палатной раковине, будто хотела еще больше унизить.
Следователь, Ваня слышал, каждый раз у нее допытывался, когда можно будет подследственного Баязитова переместить в тюрьму. Тетка, видать, и следака тоже не жаловала, отвечала грубо и коротко, типа, отвяжись.
– Да хоть сейчас забирайте. Если довезете.
Вот это «если довезете» Ваня совсем не понимал. Вроде чувствовал он себя неплохо, правда, все время будто плавал в каком-то ватном дыму. Руки-ноги почти не шевелились, как свинцом кто накачал, а голова даже по подушке с трудом перемещалась. Повернешься чуть – сразу пузыри в глазах и шум такой, что, кажется, сейчас черепушка треснет.
Конечно, объяснение этому своему состоянию Ваня все равно нашел, не дурак же! Лекарства, в них все дело. Колют его беспрерывно какой-то гадостью, а организм-то здоровый, молодой, спортсмен как-никак, вот и сопротивляется. А колют для чего? Чтоб заставить говорить. Так-то Ваня больше молчит, ни одного секрета организации пока следователь от него не заполучил, а вдруг потеряет контроль? Да еще и бумагу какую-нибудь подсунут подписать? На занятиях в организации их сто раз об этом предупреждали: ничего не говорить, ничего не подписывать. Все будет использовано против вас. Да если б только против него, не беда, но ведь следователь, это прямо спинным мозгом чувствуется, все время в организацию метит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107