Что америкосы скажут, то и делает. Но я думаю, что он притворяется, типа Сталина. Хитрый он, по глазам видно. В доверие входит. Не зря же наши ребята на настоящей базе тренируются, где разведчиков готовят!
– На базе? – недоверчиво переспрашивает следователь. – Врешь!
– Чего вру? Сам там два раза был, – обижается парень. – С нами настоящие спецназовцы работали, приемы уличных драк отрабатывали.
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, – оживляется Зорькин. – Где, говоришь, эта база находится?
И тут Ваня понимает, что безнадежно проболтался. Как последний лох. Ведь сто раз предупреждал Костыль, даже Путятя, когда однажды к ним заглянул, о том же просил... Чтоб никому! Ни единого слова! Конспирация. Государственная тайна. А Ваня вот так бездарно все сдал... Что на него нашло? Будто говорил, а будто и бредил. От уколов, что ли?
– Не знаю, – отворачивается он от острых глаз следователя. – Не помню. У меня голова болит.
Голова и в самом деле, как по заказу, начинает болеть резко и сильно, словно кто-то с размаху саданул по затылку молотом. Боль прошивает такая, что из Ваниных глаз на серые щеки начинают литься слезы.
– Доктор, – зовет Зорькин, – посмотрите, что с ним.
Сквозь красный туман Ваня видит мужиковатую Клару Марковну. Она задирает ему веки, светит внутрь мозга, торопит медсестру, прилаживающую к Ваниной руке какой-то прибор.
– Сто девяносто на двести сорок, – слышит Ваня испуганный голос медсестры.
– Ёб твою мать! – басит Клара Петровна. – Коли быстрее!
– Что с ним? – Зорькин.
– Гипертонический криз – вот что! – орет докторша. – Как бы не инсульт! Довел парня!
– Кто? – пугается теперь следователь.
– Конь в пальто, – рычит докторица, – кто его два часа мучил? Говорю же, слаб еще, нельзя...
– Так., следственная необходимость, – мямлит Зорькин, – с обвинительным заключением знакомил. ..
– Пошел ты в жопу со своим заключением! Устроил мне тут пыточную! У парня почки отказывают! Тридцать седьмой год вспомнил? А ну, давай отсюда!
– Я бы попросил... – Зорькин пятится к двери.
– У генерала проси! И чтоб ноги вашей тут не было, пока не вылечим!
– Мы его к себе заберем, – грозится следователь. – Общественная опасность, вы не понимаете...
– Я тебе заберу, – разворачивается к нему Клара. – Страну до ручки довели, а на мальчишках отыгрываетесь! А ну, пошел на хуй!
– Что ты себе позволяешь? – взвивается Зорькин. – Да я тебя! Разжалую к чертовой матери за неуважение к власти!
– Ну? – Клара Марковна удивленно упирает руки в зеленые форменные бока. – Давай! Интересно куда!
Ты, может, думаешь, что реанимация – это курорт? Что сюда много народу рвется? А сам не хочешь к нам главным пойти?
Докторша нехорошо улыбается и тяжело идет прямо на возмущенного Зорькина. Еще пара шагов, и она просто вмажет в белую больничную стену его тощее субтильное тело.
– Идиотизм! – восклицает следователь и юркает в дверь.
Клара Марковна возвращается к Ване, снова светит фонариком в мозг.
– А ну давай еще кубик, – командует медсестре, – главное, чтоб сердце выдержало.
В вену снова впивается крохотный комарик, вверх по руке бежит прохлада. Вот она поднимается по плечу к шее, вот шустрым ручейком затекает в голову, вымывая красную вязкую боль.
– Уснул, Клара Марковна.
– Вот и хорошо. Пусть спит. Через пару часов еще кубик вколи, чтоб подольше поспал без перерыва.
* * *
Что за адвокаты пошли? С каких пор следователь должен сам его вызванивать, приглашать на ознакомление с материалами дела? То у него понос, то золотуха, то процесс во Всеволжске.
Зорькин аккуратно положил папочку на свободный стол.
Сколько он будет с ней знакомиться? По-хорошему, три-четыре часа. Все ясно, все последовательно, никаких неожиданностей. Соблюли формальность, руки друг другу пожали и – до встречи в суде. Хотя чего Зорькин в этом суде забыл? Что, других дел нету?
Когда адвокат робко, бочком, протиснулся в кабинет, следователь все понял: студент-заочник, да еще, наверное, не из лучших. Головенка немытая, лацканы на пиджачишке заломаны, плечишки узенькие и кверху приподняты, будто парень, как воробышек, головенку в них от холода прячет.
– Отдельного кабинета нет, зато свободный стол. Устроит?
Адвокат мелко и часто закивал, снова как воробей, крошки склевывающий.
– Постараюсь вас не задерживать.
– Нет уж, – ехидно раскланялся Зорькин, – я вас едва заманил, уж будьте так добры, коллега, все внимательно изучите, замечания, если есть, изложите. Мешать не стану.
Сколько времени может уйти на то, чтоб попить кофейку в соседнем кабинете, перекинуться парой слов с девицами в канцелярии и поговорить по мобильному с супругой? Полчаса? Сорок минут? Ну, часа точно не прошло!
Однако, когда Зорькин вернулся к себе, воробышек сидел уже в куртке и шарфе.
– А я вас дожидаюсь.
– Чего так? – удивился Зорькин. – Опять неотложное дело? Уж не хотите ли вы, коллега, время потянуть?
– Зачем? – искренне изумился адвокат. – Я уже закончил.
– Скорочтением владеете? – не поверил Зорькин.
– Нет, просто дело настолько ясное, что я ограничился обвинительным заключением.
– И как? – Петр Максимович вконец оторопел, даже растерялся. – Все-таки убийство, статьи очень серьезные...
– Но ведь правильные статьи. – Плечики-крылышки раз – и взлетели к самым ушам. – Все доказано. И убийство, и предварительный сговор, и возбуждение национальной вражды, и создание экстремистского сообщества.
– А на чем же вы защиту собираетесь строить? – Зорькину даже стало интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107