Есть у них и другая привычка – думать вслух, когда остаются одни на один с совестью. Михай посмотрел на широкую, выпрямленную спину уходящего мастера и сам себе улыбнулся.
– Ну, господа, теперь все, ваша песня спета. Одолеем! Смерть – ваша, свобода – наша.
Часовой Антал приоткрыл дверь, ведущую на лестничную площадку, доложил Михаю:
– Эй ты, временный начальник. Гость к нам пожаловал. В юбке. Девушка.
– Ты уверен, что это так?
– Все данные налицо: румяная, тихоголосая и мужского взгляда не выдерживает.
– Твоего?
– Думаешь, я не мужчина?
– Что ты, Антал! Ты полный мужчина, чересчур мужчина.
– Как это – чересчур? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать… Как ты сюда попал?
– Как и все, наверно…. от памятника Петефи прямо в переулок Тимот, к оружейным складам.
– А почему?
– Сказали, что около Дома радио госбезопасность убивает людей. Студенты хотели выступить по радио, а их за это – из пулемета.
– Ты видел, как стреляла госбезопасность?
– Другие видели.
– Кто?
– Начальник штаба, комендант Киш.
– Американский корреспондент?
– И он видел.
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Слыхал такую пословицу?
– Ты к чему это?
– К тому… Давно я за тобой наблюдаю. Не пьешь лишнего. Не вешаешь людей. Не грабишь магазины. Коммунистов не проклинаешь через каждые два слова.
– Ну! – Антал испуганно оглянулся на дверь. – Так что ж из этого? Ты вот тоже… Не больно прыткий на это самое… на грабеж и прочее.
– Но я твердо держу автомат в руках. И знаю, куда надо стрелять.
– Куда?
– Раз взялся за оружие, то бей без промаха, а не то тебе самому чуб собьют.
– Кто?
– Они… те, кто против твоих коренных интересов.
– В этом, брат, вся и закавыка. С позавчерашнего дня все перепуталось в моей голове. Не вижу тех, кто против моих интересов. Революционеры мы, а сжигаем и расстреливаем красные звезды. Боремся за справедливость, поносим госбезопасность за беззаконие, а сами выкалываем живым людям живые глаза, рвем живое сердце в живой груди.
– Все ясно, Антал. Договорились!
– О чем?
– Обо всем. Такое сейчас время. В одну минуту человек с человеком договаривается. Понял я, что ты мой боевой товарищ.
– А я вот ничего не понял. Скажи!
– Поймешь! Теперь я твой командир. Это тебе ясно?
– Ясно.
– Согласен?
– Всей душой, но только…
– Командиру вопросов не задают. Беспрекословно выполняют приказания. Гранат сколько у тебя?
– Одна.
– Возьми еще две. Тяжелые. И патронами для автомата запасись.
– Полный карманы припас. Что ты задумал, Михай?
– Хочу вытащить тебя из этой ямы, набитой смердящими трупами.
– Ну, если так… приказывай!
– С той минуты, когда вернется шайка Киша, жди грома и молнии. Мы отсюда, изнутри, подорвем «Колизей» гранатами. Всех, конечно, не уложим, кое-кто уцелеет, рванется на лестничную площадку. Добивай каждого из автомата. В случае необходимости мечи и гранату. Ясен приказ?
– Ясен.
– Теперь зови эту… девушку. Где она?
– Внизу, на площадке пятого этажа. Приказал пока не подниматься выше.
– Кто такая?
– Понятия не имею. Документам, сам знаешь, сейчас верит только тот, кто хочет верить.
– Что ей надо?
– Подругу свою, Жужанну, рвется повидать.
– Подругу? Зови ее сюда. Скорее.
Минуты через две Антал вернулся с Юлией. Она сильно похудела, возмужала, стала гораздо старше той девочки, которая бегала с Мартоном по улице Будапешта днем 23 октября. Глаза ее ввалились, черные, с огненным блеском гордой ненависти. На смуглых впалых щеках то гаснет, то снова разгорается румянец. Губы бледные, суровые. Юлия знает, как сильна ненависть в ее взгляде. Боясь выдать себя, она почти не поднимает глаз.
Одета и обута Юлия по-походному: спортивные шерстяные брюки, грубые, на толстой подошве, подкованные ботинки, свитер, куртка с большими карманами и просторный дождевик. Волосы не покрыты, не скреплены заколкой, не связаны ленточкой. Все так же вольно брошены на плечи, мягкие, светятся, как и в те дни, когда был жив Мартон.
Юлия медленно озирается. Изменился «Колизей». Все, что при Мартоне было прекрасным, изгажено, исковеркано: окна, диван, кресла, камин, книжные полки, столы, пол.
– Ну, что скажете? – спросил Михай.
– Говори! – потребовал Антал. – Зачем явилась?
Юлия не позволила «гвардейцу» заглянуть ей в глаза, отвела взгляд.
– Вот вы какие!
В этих словах незнакомой девушки Михай почувствовал, угадал что-то близкое, свое, родное. Да и сама девушка ему сразу понравилась. Сильная, гордая.
Михай кивком головы приказал Анталу выйти, занять свое место часового. Тот немедленно выполнил приказание.
– Значит, мы вам не нравимся? Так, да? – спросил Михай.
– А разве ты себе нравишься? – Девушка подняла глаза и в упор, смело и властно посмотрела на радиста.
– Лично я себе, по правде сказать, нравлюсь.
– Ты имеешь на это право, а вот другие…
– А почему я имею право?
– Арпад приказал тебе кланяться. Я – «Дунай».
– «Дунай»? – изумился Михай.
– Выполняю задание. Тебе приказано помогать мне. Сигнал получил?
– Получил, но я не думал…
– Не думал, что «Дунай» – это женского рода? Ждал мужчину?
– По правде сказать…
Юлия неожиданно обняла Михая, и на ее суровых губах расцвела чудесная улыбка – воспоминание о Мартоне, о счастье.
– Трудно тебе здесь, товарищ?
– Почему? Я не жалуюсь. Служба! Несу исправно.
– Трудно! Всем теперь трудно. Но тебе труднее всех.
– Если по правде сказать… да, было трудновато. Стерпел. Гранаты у тебя есть?
Юлия взяла у радиста гранаты, спрятала под куртку.
– А насчет того, что «Дунай» женщина, не беспокойся. Вдоволь нанюхалась пороху за эту неделю. Не первое задание выполняю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105