Поручик посмотрел на него брезгливо.
– На почве безумия! По причине тифа! Эх ты, сукно. – Затем он бросил взгляд на женщину, как бы призывая ее стать свидетелем своей образованности. – Я полагаю, гимназист роли в спектаклях играл. Если бы не образование, я бы, пардон, в артисты пошел. С детства в себе склонность к этому наблюдаю. Восторги, кумиры, аплодисменты. Ля-ля-ля-ля…
– Воды бы, – сказал светлоголовый парень.
– Пожалуйста, доктора, – сказала женщина.
– А в морду-с? – Поручик восторженно повертел перед лицом светлоголового кулак с перстнями. – Положить гимназиста и не касаться. Может, он дворянского происхождения.
– И не касаться! – казак каблуками клацнул, словно выстрелил. – Может, гимназист дворянский сынок.
Наверху звякнула щеколда. Девчонка прокралась по лестнице во время того разговора и, приоткрыв дверь, выскочила наружу.
– Держи! – завопил казак.
Чья-то сильная рука впихнула девчонку обратно. Девчонка покатилась по лестнице, голося:
– Мне на двор! Фараоны несчастные.
Казак еще раз каблуками клацнул.
– Думала – умная, а сама – дура. Нешто там часового нет?
Светлоголовый парень положил Витьку на пол. А девчонка, проходя мимо, пнула Витькину фетровую мушкетерскую шляпу ногой.
– У некоторой буржуазии от революции нервы сдают, – сказала она. – Революция – это тебе не в ложе-бенуаре конфеты кушать.
Поручик поморщился.
– Не утомлять! – рявкнул казак.
Девчонка ему язык показала и отскочила.
– Ну я тебе, чертова девка, шомполов нагадаю.
Приложив пальцы к вискам, поручик подождал, пока стихнет шум, а когда стихло, спросил, растягивая слова:
– А вам, сударыня, мои распоряжения мимо уха?
– О, боже мой, неужели вы не видите – ему требуется помощь.
– Не сдохнет. Еще не выяснено, кто он.
Женщина побледнела. Глаза ее засверкали темным огнем. Она распрямилась, простерла руку над Витькой:
– Поручик, побойтесь бога! Неужели это говорите вы – русский офицер? Кощунство. Разрушены святыни! Неужели честь офицера уже ничто? Вы вспомните те гордые слова: «Русский офицер тверд, как алмаз, но так же чист. Он строг, но не жесток. Он воин, но не палач!»
Поручик поклонился, расправил свои темно-красные галифе из заграничного бостона:
– Пустые фразы. Пустое мушкетерство!
Витька поднял голову.
– Эх, мушкетеры – собаки короля. Где ваша честь?.. Смотрите, смотрите! Синие вороны. Их много. Все небо закрыли. Сюда летят…
Женщина опустилась в кресло. Поручик коньяку выпил и беспокойно задумался. Он оттопыривал то один мизинец, то другой, то сцеплял все пальцы в замок.
Девчонка первой заметила в туманных гимназистовых глазах пробуждение. Он глядел на нее в упор и губами дергал.
– Где я?
– А в каталажке, – объяснила ему девчонка. – Вашей благородии ваши же благородия казаки по кумполу треснули, и вы, господин гимназист, с ума стронулись. Ваши буржуазные нервы не вытерпели.
– А… замолчать, гадюка! – Казак ухватил девчонку за косу и тут же взвыл и затряс рукой – девчонка его укусила.
– Да я ж тебя, большевистская вошь, с потрохами съем!
Светлоголовый парень девчонку заслонил.
– Не подавитесь, ваше благородие.
– Всех вас порешить в одночасье… – Казак скрипнул зубами.
Витька встал. В его голове еще крутились вихри. Острыми клиньями вонзалась тьма, прерывала мысли, и они рассыпались искрами и снова свивались прерывистой цепочкой. Тело Витькино ныло от побоев, от пережитых страхов.
– Где я? – спросил он. – Где Чапаев?
– Вы находитесь в Уральске, – ответил ему поручик, не глядя на него. – Насчет Чапаева не стоит волноваться. Он далеко… Круговой!
Казак подскочил, клацнул каблуками.
– Насчет сударыни у полковника распоряжения были?
– Так точно – были. Велели привести.
– Тэк-с, тэк-с… Поди наверх… Сударыня, прошу вас.
Женщина подошла к поручику. Он оглянулся и, удостоверившись, что казак вышел, сказал:
– Положение ваше, сударыня, увы – сомнительное. И лошади отравлены, и раненый бандит… и, говорят, вы пощечину влепили полковнику?
– Да. Он плюнул на ковер.
– Увы, увы… Хотелось бы вам помочь. Ну, а вы, естественно, мне, как говорится – «от благодарного населения»… – Поручик пошевелил пальцами в перстнях – каменья заиграли рубиновым, изумрудным, алмазным и прочими цветами.
Женщина опять побледнела.
– Что вы сказали? Простите, я не понимаю.
Поручик терпеливо объяснил:
– Чего же, сударыня, тут не понимать. Как говорится – «от благодарного населения». – И засмеялся.
Женщина стала подобной холодному белому мрамору.
– Чудовищно! Над чем смеетесь? Над собственным падением?
– Вы, барыня, зря так страдаете. Ихнее благородие тоже кушать хотят.
Девчонка сунулась:
– А где им взять? Они жнут там, где не сеяли.
– А в морду! Молчать! Хамье! – гаркнул поручик. – Слишком грамотные? Распустили вас господа либералы. В бараний рог вас скрутим, грамотных!
Женщина то бледнела, то розовела, но держалась прямо.
– Боже мой, и это на вас Россия возложила свои надежды. Чудовищно. Белое воинство – ни святости, ни чести. Грабеж и вымогательство это – несмываемый позор.
– Вы, барыня, белых листков начитались, – сказала девчонка. – Вы почитайте красные. В них все наоборот.
– Значит, я у белых? – очумело выкрикнул Витька, слушавший этот разговор с открытым ртом.
– У белых, у белых… – Поручик неуверенно погладил его по голове. – Не беспокойтесь, все в порядке. – И снова повернулся к женщине, поиграл своими пугливыми, но цепкими пальцами. – Такова се ла ви, мадам. Для рыцарства сейчас не время. Как говорится – не та эпоха. Согласны – я вам помощь, а вы мне, так сказать… – настойчиво сверкнули рубины, изумруды и алмазы на поручиковых пальцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27