Это очень дурно.Но часть ее темной стороны души, к ужасу другой, светлой ее половины, готова была поддаться искушению. Другая – вознегодовала. Ее возмущал Лайонел в той же мере, в которой ее саму возмущало ее собственное к нему отношение. Она не должна была любить такого джентльмена. Да он, собственно, и не был им. Джентльмен никогда бы не сделал подобного предложения любимой женщине. Даже если ему предстояло жениться на другой, которую он не любил.Дженни, бедная Дженни. Она была преданна Лайонелу до самозабвения! И заслуживала счастья. Она не заслужила предательства и обмана.– Я не сделаю этого, – твердо заявила Саманта. – Я не могу. Но ради Дженни, если вы чувствуете, что не можете обещать ей верности, не говоря уже о любви, ради нее вы должны сказать ей сами. Честный человек сделал бы это. Честный человек не стал бы ждать, что для него это сделает кто-то другой.– Для нас, – уточнил он. – Но это не важно. Я понимаю, что попросил от вас слишком многого. И вы правы. Мое предложение было бесчестным и недостойным джентльмена. Мне стыдно, что я не устоял перед чувством и, поддавшись ему, попросил вас о невозможном.И вдруг Саманта очень остро почувствовала себя ребенком, которого вовлекли в какую-то игру, непостижимую для его детского ума и не по его младенческим силам. Она влюбилась в Лайонела, потому что он был красив и потому что он ее поцеловал. Были ли другие основания для ее вдруг вспыхнувшего чувства, говоря начистоту? Так любил ли он ее? А если полюбил, то за что? Отчего так внезапно? Неужели его чувство к ней настолько серьезно, что он готов принести ему в жертву брак, который планировался в течение пяти лет, и вызвать скандал в обществе?Саманта была растеряна и испугана.– Мне бы не хотелось, милорд, – тихо сказала она, – об этом говорить.– О, разумеется, – с готовностью согласился он. И они начали обмениваться впечатлениями по поводу костюмов гостей маскарада. Глава 10 На следующий день после бала сэр Альберт Бойл нашел своего друга графа Торнхилла дома. Вечер еще не наступил, но граф был уже изрядно пьян.Лорд Торнхилл никогда не злоупотреблял спиртным и не имел привычки пить днем, в особенности дома. Впрочем, для постороннего взгляда он казался почти трезвым. Единственное, что его выдавало, – это легкий беспорядок в одежде и два пустых графина: один на письменном столе, другой на полу, у камина.Но сэра Альберта, который знал своего друга почти как самого себя, обмануть было трудно. Он видел, что друг его крепко пьян.– Ну как, – спросил граф, – подвиг совершен? Ты пришел сюда, чтобы отпраздновать событие? Позвони дворецкому, пусть принесут еще графин, дружище. Эти два, похоже, пусты.– Она приняла мое предложение, – сказал Альберт. Он не сделал и шагу, чтобы дернуть за шнур звонка. В глазах его читались тревога и недоумение.– Разумеется.Торнхилл удержался от того, чтобы добавить, что девчонка все-таки в здравом уме, чтобы отказываться от такой партии.– Мои поздравления, Берти. Ты, наверное, на седьмом небе от счастья.– У нее были слезы на глазах все время, пока я говорил с ней, – сказал Берти, проводя рукой по модно подстриженным волосам. – И она подставила губы для поцелуя, когда я собирался всего лишь поцеловать ей руку. Она здорово целуется, – добавил Берти и покраснел.Граф поднял бокал, в котором еще оставалось на дне бренди.– Ах, непосредственность любви! Надо понимать, она будет всю жизнь на тебя молиться. Удобно, наверное.Сэр Альберт, отвернувшись от Торнхилла, подошел к окну и сказал:– Я боюсь, Гейб. Эти слезы. Этот удивленный взгляд, сменившийся надеждой на счастье и обожанием. Одного этого довольно, чтобы голова кругом пошла. Одного этого довольно, чтобы возгордиться до небес.– И тем не менее тебе страшно, – усмехнулся граф.– Такая громадная ответственность, – тихо ответил сэр Альберт. – Что, если я не смогу сделать ее счастливой? Что, если я буду принимать ее любовь как должное только по той причине, что она так легко мне досталась? Что, если она приняла меня только потому, что не верит, что кто-то еще может предложить ей руку и сердце? Что, если…Граф выругался в таких выражениях, что если у Альберта и были сомнения относительно степени его опьянения, то теперь они исчезли.– Берти, – сказал Торнхилл, возвращаясь к цензурной речи, – если ты не видишь звезд, зажигающихся над твоей головой, ты просто слепой на оба глаза.– Все дело в ответственности, – повторил сэр Альберт. – В той власти, которой мы иногда обладаем над жизнью других людей, Гейб!– Ладно, – со смехом сказал граф. – Скажи, Берти, я должен пожелать тебе счастья или посочувствовать?– Пожелай мне счастья, если хочешь. А что за повод для возлияния в одиночестве, Гейб? – вдруг спросил Альберт, отвернувшись от окна и посмотрев другу в глаза.Граф рассмеялся и поднял бокал.– Ты был слишком занят сегодня. Неужели ты не слышал?Сэр Альберт нахмурился.– Я заходил в клуб. Да, я слышал. Но и ты должен был понимать, что, принимая во внимание то шаткое состояние, в котором находится твоя репутация, наша публика будет рада любому поводу, чтобы наброситься на тебя. Не обращай внимания, Гейб. Я хочу сказать – не обращай внимания на клевету.– Одно только хотелось бы знать… – Граф за молчал, чтобы допить бренди. – Хотелось бы знать, может ли закрыть на это глаза мисс Уинвуд.– Да, это вопрос по существу.Альберт наконец сел на стул. Кажется, им действительно есть о чем поговорить.– И еще остается один скользкий момент, – продолжал Альберт, – касающийся ее помолвки с Керзи. Похоже, каждый кучер, не говоря уже о людях из общества, знает о ней. Гейб, ты ведь не целовал ее вчера у Велгардов на маскараде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73